Линкольн
Шрифт:
Линкольн произнес десять фраз за неполные три минуты. Фотограф готовился снять этот исторический момент, но прежде чем он успел прикрыть голову черной материей, Линкольн уже произнес заключительные слова, и фотограф остался ни с чем.
Репортер нью-йоркской «Трибюн» да и другие журналисты передали в свои редакции выступление президента, предпослав ему одну лишь фразу: «Затем с речью выступил президент». Сам Линкольн был уверен, что он провалился и что речь его разочаровала аудиторию.
Гаррисбергская «Пэйтриот энд Юнион» разразилась руганью. «Президент в данном случае выступил удачно, поскольку он обошелся
Чикагская «Таймс» считала, что «…мистер Линкольн бесчестно оклеветал убиенных под Геттисбергом и мотивы их поведения», когда говорил «о возрождении свободы». Газета добавила: «Они отдали свою жизнь ради прежнего образа правления, единственно ради конституции и Союза… Щеки каждого американца должны гореть от стыда, когда он читает глупые, плоские, бессодержательные высказывания человека, которого мы вынуждены представлять культурным иностранцам как президента Соединенных Штатов».
Один из репортеров чикагской «Трибюн» телеграфировал (если только кто-либо из редакторов не прибавил этого от себя), что «высказывания президента Линкольна на церемонии посвящения останутся навсегда в анналах истории народа». Репортер из «Газетт», Цинциннати, после передачи текста выступления добавил: «Это были должные слова в должном месте, идеальная во всех отношениях речь, заслужившая величайшее одобрение всех собравшихся».
Американский корреспондент лондонской «Таймс» сообщил, что «этот бедняга президент своими репликами превратил торжественную церемонию в посмешище… Трудно представить себе что-нибудь более банальное и тусклое».
Филадельфийская «Ивнинг бюлитин» писала, что тысячи не прочтут тщательно подготовленную речь мистера Эверета, но краткое слово президента мало кто прочтет, не прослезившись, не почувствовав сердечного волнения. Газета «Джорнэл» из Провидэнса напомнила читателям утверждение, что самое трудное в мире — это произнести хорошую пятиминутную речь: «Мы не знаем другой такой превосходной речи, как произнесенная президентом после выступления мистера Эверета».
Линкольн дал идею, установку, концепцию, ради которой стоило умирать. Это вызвало горестный вопрос и ответ одной ричмондской газеты: «А ради чего воюем мы? Ради абстракции».
Спрингфилдская «Рипабликан» комментировала речь так: «Как ни превосходна, как ни прекрасна была речь мистера Эверета на церемонии посвящения в Геттисберге, первенство в красноречии должно быть отдано президенту Линкольну. Его краткая речь подобна жемчужине; она была глубоко прочувствована, отличалась концентрированностью мысли и экспрессии, каждое слово и запятая были полны изящества и говорили о большом вкусе оратора». Еженедельник «Харпере уикли» писал, что «…слова президента шли от сердца к сердцу…».
По просьбе Эверета Линкольн лично написал копию своего геттисбергского обращения. Рукопись продали с аукциона на Медицинской ярмарке в Нью-Йорке, вырученную сумму передали на нужды раненых солдат. Затем он написал еще несколько копий для разных лиц и организаций; одну из них литографировали и пустили
Лишь в полночь Линкольн попал обратно в Вашингтон. Он очень устал, скупо ронял слова, улегся на кушетку в гостиной и попросил мокрое полотенце, которое он положил себе на лоб и глаза.
В этот день он стал самым выдающимся выразителем идеи, народного правительства; он утверждал, что за демократию стоит бороться. Его слова «о возрождении свободы» для всего народа могли быть истолкованы на тысячу ладов. Но в этом обращении были еще более сложные загадки о демократии. Однако в его речи звучала древняя сага о том, что в борьбе за свободу люди всегда шли на смерть, что свобода стоит того, чтобы за нее умирали. Впервые с тех пор, как он стал президентом, в подходящий драматический момент, он повторил слова Джефферсона: «Все люди рождены равными», не оставляя никаких сомнений в том, что он считал невольника-негра человеком.
4. Эпическая повесть 1863 года подходит к концу
Через неделю после визита Линкольна в Геттисберг Хэй писал Николаи: «Президент болен. Он в постели. Разлитие желчи». Несколько позже пришло уточнение: у него оказалась легкая форма оспы.
Оуэн Ловджой просил передать свою визитную карточку; он ждал в приемной; дверь открылась ровно настолько, чтобы он смог увидеть Линкольна в халате.
— Ловджой, вы боитесь? — спросил президент.
— Я уже болел оспой, — сказал Ловджой и вошел в комнату.
— Ловджой, — сказал президент, — в этой болезни есть один плюс. У меня, наконец, есть нечто такое, что я могу дать любому просителю.
Пресса сообщила, что искатели должностей бежали из Белого дома, узнав, чем болен президент.
Военные действия вокруг Чатануги, достигшие высшей точки, достойны были эпического описания. Лежа в постели, больной Линкольн читал телеграмму Гранта: «Вершина горы Лукаут, все окопы стрелков в долине Чатануги, весь гребень горы Мишэнэри захвачены и удерживаются нами». Томас сообщал: «Гребень горы Мишэнэри был взят приступом в шести разных местах… Среди пленных много отпущенных под Виксбергом». И еще одна телеграмма Гранта от 27 ноября: «Только что вернулся с фронта. Противник разгромлен наголову… Намерены преследовать его до Рэд Клэя, которого достигнем утром. Выеду туда через несколько часов».
Впервые в результате одного крупного сражения солдаты конфедерации были разгромлены и бежали с поля боя. В бою под Чикамогой они показали свою доблесть. Чем же теперь можно было объяснить их поражение? Основной причиной считали поведение Брагга — это был прямой, высокоморальный, раздражительный спорщик, любящий все осуждать; человек, страдавший от несварения желудка; нервный, грубый в своих замечаниях и критике; он совершенно развалил дисциплину в армии.
Ближайшие помощники Джефа Дэвиса возмутились и перестали доверять ему только потому, что он переоценил военные способности Брагга, оказавшегося далеко не первоклассным командиром. Джеф Дэвис ответил на это назначением Брагга на должность начальника главного штаба армии конфедератов с резиденцией в Ричмонде.