Линкольн

Сэндберг Карл Август

Раз в неделю президент устраивал вечерний прием. В тот вечер усилившийся шепот и говор в большом Восточном зале послужили президенту вестью о прибытии Гранта. Когда генерал вошел, воцарилась тишина. Ему освободили проход, и Линкольн протянул Гранту свою длинную, костлявую ладонь.

— Я рад вас видеть, генерал.

С минуту они стояли, сжав друг другу руки. Сьюард проводил Гранта к миссис Линкольн. Сдержанное жужжанье голосов перешло в нарастающий гул. Толпа образовала водоворот вокруг низенького, кругленького человека, воплощавшего победы при Донелсоне, Шайло, Виксберге, Чатануге. Люди приветствовали его, кричали, протискивались

к нему; мужчины и женщины стремились дотянуться до его руки. Он «краснел, как школьница», пожимал руки до пота в лице. Вены на лбу надулись. Позже он сказал, что в этом зале ему было жарче, чем когда-либо в бою.

Раздались крики:

— Станьте на что-нибудь, мы все хотим вас видеть!

Герой сражений съежился и послушно поднялся на софу, постоял там, затем миссис Линкольн прошлась с ним под руку по залу. За ними следовал Линкольн с дамой, также висевшей на его руке. Морщинистое лицо Линкольна светилось — его, чувство юмора живо воспринимало все зримые контрасты. Дамы, попавшие в давку, подхватывали сорванные у них кружева, пытались выровнять смятые кринолины. Гостьи становились на стулья, вскакивали на столы и диваны либо для того, чтобы лучше видеть, либо в поисках безопасности.

На следующий день, ровно а час, кабинет министров, Галлек, сын Гранта Фред, Роулинс — начальник штаба Гранта, Оуэн Ловджой и Николаи собрались, чтобы услышать две короткие речи, которые были переданы по телеграфу всему миру. Линкольн официально присвоил Гранту звание генерал-лейтенанта и возложил на него дополнительную ответственность. Грант сказал в ответ, что если ему удастся выполнить свой долг, то он будет обязан этим армии.

Известие о встрече Линкольна и Гранта, содержание их коротких, простых речей сразу стали достоянием всей прессы и простых людей. Настроение северян стало лучше. Южане поняли, что моральное состояние северян поднялось.

О своих будущих планах Грант почти ничего не сказал в Вашингтоне. Грант писал: «Линкольн заявил мне, что он никогда не претендовал на то, чтобы стать военным или понимать, как проводить военные кампании, и что он не собирается вмешиваться в наши планы… Я их не раскрыл ни президенту, ни военному министру, ни генералу Галлеку».

Грант стал самым популярным человеком в США, Он отправил из Вашингтона столько войск на фронт, что у Стентона зародилась тревога по поводу безопасности столицы: слишком незначительны были гарнизоны в фортах, защищавших Вашингтон. Стентон намеревался вернуть части, находившиеся уже в пути на фронт.

— Пойдемте к президенту, — сказал он.

Грант согласился:

— Это правильно. Он стоит выше нас с вами.

Линкольн, выслушав доводы Стентона, сказал:

— Господин министр, в течение трех лет мы с вами пытались управлять армией и, как вам известно, достигли немногого; считаю, что лучше предоставить мистеру Гранту право действовать по-своему.

В начале апреля Грант приехал в Вашингтон и назначил Фила Шеридана, которому тогда было тридцать три года, командующим всеми кавалерийскими соединениями армии на Потомаке. Холодный и осторожный, Шеридан отказывался рассказать, каким путем он собирался разбить южан. Галлек привел его к Стентону. При этой встрече любезностей не расточали. Затем Галлек привел Шеридана в Белый дом. Линкольн протянул Шеридану обе руки, высказал уверенность, что Шеридан оправдает надежды Гранта, и добавил, что, по его мнению, кавалерия армии на Потомаке сделала далеко не все, что могла бы.

Как

боец, руководивший частями против превосходящих сил противника, Шеридан показал себя неистовым и упорным в боях под Мерфрисборо, Чикамогой и Чатанугой. Тем не менее в Вашингтоне Гранту довелось слышать сомнения в воинских способностях Шеридана.

В последних числах марта Грант и Роулинс обосновали штаб главнокомандующего в Калперер-Корт-Хауз, в районе расположения армии на Потомаке. К ним стали поступать ежедневные донесения и рапорты из частей, занимавших фронт от Атлантики до Рио Гранде длиною в 1 200 миль, — 21 корпус со списочным составом в 800 тысяч человек, из которых 533 тысячи были в строю. Вскоре должен был настать день, когда эти армии двинутся вперед: Батлер вверх по реке Джеймс; Грант и Мид через Рапидан; Сигел вверх по Шенандоа; Аверел по Западной Виргинии; Шерман и Томпсон дальше, за Чатанугу, и Банкс вверх по реке Рэд по направлению к Техасу.

До сих пор армии действовали вразброд, по выражению Гранта, «как упряжка артачащихся коней, ни разу не тянувших по двое сразу». Он объяснил Линкольну, что всем армиям предстояло начать наносить удары по армиям противника, по железным дорогам, по складам снабжения «до тех пор, пока в силу естественных потерь, если не по другим причинам, от войск южан ничего не останется». Войска Гранта и Мида на востоке, Шермана и Томаса на западе превратятся в гигантские клещи, которые сокрушат врага. В этом заключалась стратегия Гранта.

«Это напомнило президенту, — записал Хэй в своем дневнике, — что он уже давно и неоднократно предлагал Бюэллу, Хукеру и другим свой план (который столь же часто отвергался) единовременного наступления всех армий фронта, с тем чтобы использовать численное превосходство северян».

Грант намерен был нанести сильный удар в Виргинии, чтобы Ли не смог ничем помочь Джонстону в Джорджии. Шерману предстояло мощным ударом в Джорджии приковать все войска Джонстона, чтобы он не мог перебросить ни одного солдата в Виргинию. На этом плане базировались все их надежды на победу. Галлек из Вашингтона передавал приказы Гранта командирам разбросанных частей. Однако Бэрнсайд получал приказы непосредственно от Гранта.

Корпус Бэрнсайда комплектовался в Аннаполисе. В части, состоявшие из ветеранов сражений при Роанока, на полуострове, при Антьетаме, Фредериксберге, Чанселорвилле и Ноксвилле, вливались пополнения из только что мобилизованных новобранцев и негритянских полков. Стоя на балконе отеля Виларда, президент принимал парад корпуса. Черные солдаты громкими криками приветствовали президента, они улыбались, подбрасывали в воздух фуражки — ведь перед ними был человек, подписавший официальное объявление об освобождении негров. Разразился ливень, и солдаты промокли до нитки. Сопровождавшие Линкольна настаивали на том, чтобы Линкольн ушел с балкона.

«Если они это могут выдержать, то, пожалуй, и я смогу», — ответил президент. И он стоял на балконе до тех пор, пока по Пенсильвания-авеню не прошли все части со своими опаленными порохом и пробитыми пулями знаменами.

Линкольн заявил, что он не хочет вдаваться в планы Гранта. К нему приставали «мудрецы-стратеги с уличных перекрестков». И у него выработался определенный стандарт ответа. Чикагский «Джорнэл» описал один диалог:

«Посетитель. Когда армия будет, наконец, наступать?