Лион Измайлов
Шрифт:
Давай киртикуй, Кердыбаев. Ты только смело киртикуй, ты ничего не бойся, раз я тебе разрешаю. Так. Ты хочешь знать, Кердыбаев, почему я старинный мебель из театра перевез к себе домой? Отвечаю. Потому что это старинный мебель очень дорогой. Скажи, где мне взять так много денег, чтобы такой мебель купить? Ты знаешь, главный режиссер как мало денег получает? Еще меньше, чем министр культуры.
Давай дальше киртикуй, Кердыбаев. Давай не стесняйся, показывай, какой змея мы пригрели на свой волосатый
Так, вопрос понимаю, не понимаю, как такой вопрос может задавать порядочный человек. Почему мой мама работает в кассе театра, а моя папа в буфете театра торгует? Отвечаю, Кердыбаев. Потому что родителей надо уважать. Чтобы у них был обеспеченный старость. Ты о своем мама, папа не заботишься. Они у тебя нигде не работают. Они у тебя сидят ждут, когда им Бог пошлет кусочек сыра. Моя мама-папа не ждут милости от природы, они сами у нее сыр берут. Родителей, Кердыбаев, надо уважать, тогда у тебя дома будет много сыра.
Давай дальше киртикуй, Кердыбаев, мы тебя потом не забудем, если вспомним. Так. Ты спрашиваешь, почему в санаторий «Актер» из всего театра езжу только я. Ай, зачем неправду говоришь! Почему только я езжу?! И дочь моя ездит, и муж дочери, и его мама-папа оттуда не вылезают. Мой жена ездит, заслуженная артистка, только что роль Чапаева сыграла. Очень хорошо сыграла, ей даже усы приклеивать не надо. Все ездим. Ты, Кердыбаев, киртикуй, только объективно. Субъективно и подло мы сами умеем киртиковать.
Киртикуй, Кердыбаев. Если хорошо будешь киртиковать, премию дадим. Государственную. Если найдем такое государство, которое согласится дать тебе премию. Так ты, Кердыбаев, спрашиваешь, почему я встречаюсь с молодой, красивой артисткой Шмелевой? Ай, молодец, Кердыбаев, настоящий юный следопыт. Отвечу тебе, Кердыбаев: потому что со старой и некрасивой мне встречаться неинтересно. Сам не понимаю почему.
Ну, давай еще киртикуй, Кердыбаев. Так. Ты, Кердыбаев, спрашиваешь, почему у меня нет театрального образования, а я главный режиссер? Отвечу тебе прямо и откровенно, так, чтобы ты, Кердыбаев, понял. Отвечаю: потому что это не твое дело! Понял? Все!
Теперь я тебя буду киртиковать, Кердыбаев. В самую суть тебя буду поразить. Ты подлый человек, Кердыбаев! Учись, Кердыбаев, киртиковать. У нас здоровый коллектив, а ты мерзавец. Ты успеваешь следить, как я тебя киртикую? Я тебя принял в театр. Не взял с тебя почти ни копейки. Роль тебе дали второго верблюда. Подавай, Кердыбаев, заявление о самовольном уходе. Все. Иди и завтра опять приходи.
Только в другой театр.
Поликлиника
Нет, что ни говорите, но, чтобы болеть, надо иметь лошадиное здоровье.
Я иной раз
— Что у вас?
— Болит, — говоришь.
— У всех болит.
— Мне бы талон на сегодня.
— Только на завтра.
— Помру я до завтра.
— Ну, тогда и талон вам ни к чему.
Подходишь к кабинету врача, а там народу опять — жуть.
Опять думаешь: это же какие силы надо иметь, это же как надо любить жизнь, чтобы такую очередь выстоять! Пока бюллетень получишь, чего только не насмотришься, чего не наслушаешься.
Зашел однажды в кабинет врача. Там двое в белых халатах и шапочках.
— Раздевайся, — говорят.
Я, ничего не подозревая, разделся. Они осматривали меня, осматривали, потом говорят:
— Плохо твое дело, запустил ты себя.
Я говорю:
— А что такое?
Они отвечают:
— А это ты у врача спроси.
Я спрашиваю:
— А вы кто?
— А мы маляры. Потолки здесь белим.
И что интересно, они ведь до меня уже человек десять осмотрели, и никто не жаловался.
Но зато если тебе бюллетень не нужен, каждый врач тебя вылечить норовит. К какому ни зайди, каждый свою болезнь найдет. Я ходил, специально проверял. А чего терять? Мне бюллетень все равно не дают. Зашел к «ухо-горло-носу».
— Чего-то, — говорю, — у меня в боку екает.
Он говорит:
— Это все от носа. Перегородка в носу кривая, воздух не туда идет, легкое раздувается, давит на печенку, печенка екает.
Ладно, думаю, пойду к хирургу. Говорю:
— Чего-то у меня глаза болят.
Он говорит:
— Это все от ног.
Я говорю:
— Как же так?
— А так, — говорит, — вот вы, когда идете, на ноги наступаете?
Я говорю:
— Ну, вообще-то бывает.
— Ну вот, земля на них давит, глаза и болят.
Я спрашиваю:
— Какая связь? Ноги вон где, а глаза вон где.
Он говорит:
— Связь самая прямая. Вот вы молотком себе по ноге стукните — глаза на лоб полезут.
Ладно, иду к глазнику и говорю:
— Что-то у меня живот болит.
Он говорит:
— Это все от глаз.
— Как же, — говорю, — от глаз? Я что, глазами ем, что ли?
Он говорит:
— Вы глазами на еду смотрите, рефлекс срабатывает, сок выделяется, язва получается.
Я говорю:
— Вот те на. Значит, если я на женщин смотрю, что у меня получается?
Он говорит:
— Правильно. Если много смотрите, потом уже ничего не получается.
Ну, думаю, схожу с ума. Пошел к психиатру. Рот открыть не успел, как он мне заявляет: