Лирика 30-х годов

Пастернак Борис Леонидович

* * *

Я понял жизни цель и чтуТу цель, как цель, и эта цель —Признать, что мне невмоготуМириться с тем, что есть апрель,Что дни – кузнечные мехи,И что растекся полосойОт ели к ели, от ольхиК ольхе, железный и косой,И жидкий, и в снега дорог,Как уголь в пальцы кузнеца,С шипеньем впившийся потокЗари без края и конца.Что в берковец церковный зык,Что взят звонарь в весовщики,Что от капели, от слезыИ от поста болят виски.1916

Ивака

Кокошник нахлобучилаИз низок ливня – паросль.Футляр дымится тучею,В ветвях горит стеклярус.И на подушке

плюшевойСверкает в переливахРазорванное кружевоДеревьев говорливых.Сережек аметистовыхИ шишек из сапфираНельзя и было выставить,Из-под земли не вырыв.Чтоб горы очаровыватьВ лиловых мочках яра,Их вынули из новогоУральского футляра.1916, 1928

Стрижи

Нет сил никаких у вечерних стрижейСдержать голубую прохладу.Она прорвалась из горластых грудейИ льется, и нет с нею сладу.И нет у вечерних стрижей ничего,Что б там, наверху, задержалоВитийственный возглас их: о торжество,Смотрите, земля убежала!Как белым ключом закипая в котле,Уходит бранчливая влага, —Смотрите, смотрите – нет места землеОт края небес до оврага.1915

Эхо

Ночам соловьем обладать,Что ведром полнодонным колодцам.Не знаю я, звездная гладьИз песни ли, в песню ли льется.Но чем его песня полней,Тем полночь над песнью просторней.Тем глубже отдача корней,Когда она бьется об корни.И если березовых купБезвозгласно великолепье,Мне кажется, бьется о срубТа песня железною цепью,И каплет со стали тоска,И ночь растекается в слякоть,И ею следят с цветникаДо самых закраинных пахот.1915

Три варианта

1

Когда до тончайшей мелочиВесь день пред тобой на весу,Лишь знойное щелканье белочьеНе молкнет в смолистом лесу.И млея, и силы накапливая,Спит строй сосновых высот.И лес шелушится и каплямиРоняет струящийся пот.

2

Сады тошнит от верст затишья.Столбняк рассерженных лощинСтрашней, чем ураган, и лише,Чем буря, в силах всполошить.Гроза близка. У сада пахнетИз усыхающего ртаКрапивой, кровлей, тленьем, страхом.Встает в колонны рев скота.

3

На кустах растут разрывыОблетелых туч. У садаПолон рот сырой крапивы:Это запах гроз и кладов.Устает кустарник охать.В небе множатся пролеты.У босой лазури – походьГоленастых по болоту.И блестят, блестят, как губы,Не утертые рукою,Лозы ив, и листья дуба,И следы у водопоя.1914

Июльская гроза

Так приближается ударЗа сладким, из-за ширмы лени,Во всеоружьи мутных чарДовольства и оцепененья.Стоит на мертвой точке часНе оттого ль, что он намечен,Что желчь моя не разлилась,Что у меня на месте печень?Не отсыхает ли языкУ лип, не липнут листья к нёбу льВ часы, как в лагере грозыПолнеба топчется поодаль?И слышно: гам ученья там,Глухой, лиловый, отдаленный.И жарко белым облакамГрудиться, строясь в батальоны.Весь лагерь мрака на виду.И, мрак глазами пожирая,В чаду стоят плетни. В чаду —Телеги, кадки и сараи.Как плат белы, забыли грызтьПодсолнухи, забыли сплюнуть,Их всех поработила высь,На них дохнувшая, как юность.–Гроза в воротах! на дворе!Преображаясь и дурея,Во тьме, в раскатах, в серебре,Она бежит по галерее.По лестнице. И на крыльцо.Ступень, ступень, ступень. – Повязку!У всех пяти зеркал лицоГрозы, с себя сорвавшей маску.1915

После дождя

За окнами давка, толпится листва,И палое небо с дорог не подобрано.Всё стихло. Но что это было сперва!Теперь разговор уж не тот и по-доброму.Сначала всё опрометью, вразнорядВвалилось в ограду деревья развенчивать,И попранным парком из ливня – под град,Потом от сараев – к террасе бревенчатой.Теперь не надышишься крепью густой.А то, что у тополя жилы полопались, —Так воздух садовый, как соды настой,Шипучкой играет от горечи тополя.Со стекол балконных, как с бедер и спинОзябших купальщиц, – ручьями испарина.Сверкает клубники мороженый клин,И градинки стелются солью поваренной.Вот луч, покатясь с паутины, залегВ крапиве, но, кажется, это ненадолго,И миг недалек, как его уголекВ кустах разожжется и выдует радугу.1915, 1928

Импровизация

Я клавишей стаю кормил с рукиПод хлопанье крыльев, плеск и клекот.Я вытянул руки, я встал на носки,Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.И было темно. И это был прудИ волны. – И птиц из породы люблю вас,Казалось, скорей умертвят, чем умрутКрикливые, черные, крепкие клювы.И это был пруд. И было темно.Пылали кубышки с полуночным дегтем.И было волною обглодано дноУ лодки. И грызлися птицы у локтя.И ночь полоскалась в гортанях запруд.Казалось, покамест птенец не накормлен,И самки скорей умертвят, чем умрутРулады в крикливом, искривленном горле.1915

Мельницы

Стучат колеса на селе.Струятся и хрустят колосья.Далёко, на другой землеРыдает пес, обезголосев.Село в серебряном пленуГорит белками хат потухших,И брешет пес, и бьет в лунуЦепной, кудлатой колотушкой.Мигают вишни, спят волы,Внизу спросонок пруд маячит,И кукурузные стволыЗа пазухой початки прячут.А над кишеньем всех естеств,Согбенных бременем налива,Костлявой мельницы крестец,Как крепость, высится ворчливо.Плакучий Харьковский уезд,Русалочьи начесы лени,И ветел, и плетней, и звезд,Как сизых свечек, шевеленье.Как губы, – шепчут; как руки, – вяжут;Как вздох, – невнятны, как кисти, – дряхлы.И кто узнает, и кто расскажет,Чем тут когда-то дело пахло?И кто отважится и кто осмелитсяИз сонной одури хоть палец высвободить,Когда и ветряные мельницыОкоченели на лунной исповеди?Им ветер был роздан, как звездам – свет.Он выпущен в воздух, а нового нет.А только, как судна, земле вопреки,Воздушною ссудой живут ветряки.Ключицы сутуля, крыла разбросав,Парят на ходулях, степей паруса.И сохнут на срубах, висят на горбахРубахи из луба, порты – короба.Когда же беснуются куры и стружки,И дым коромыслом, и пыль столбом,И падают капли медяшками в кружки,И ночь подплывает во всем голубом,И рвутся оборки настурций, и буря,Баллоном раздув полотно панталон,Вбегает и видит, как тополь, зажмурясь,Нашествием снега слепит небосклон, —Тогда просыпаются мельничные тени.Их мысли ворочаются, как жернова.И они огромны, как мысли гениев,И несоразмерны, как их права.Теперь перед ними всей жизни умолот.Все помыслы степи и все слова,Какие жара в горах придумала,Охапками падают в их постава.Завидевши их, паровозы тотчас жеВрезаются в кашу, стремя к ветрякам,И хлопают паром по тьме клокочущей,И мечут из топок во мрак потроха.А рядом, весь в пеклеванных выкликах,Захлебываясь кулешом подков,Подводит шлях, в пыли по щиколку,Под них свой сусличий подкоп.Они ж, уставая от далей, пожалованныхВалам несчастной шестерни,Меловые обвалы пространств обмалываютИ судьбы, и сердца, и дни.И они перемалывают царства проглоченные,И, вращая белками, пылят облака,И, быть может, нигде не найдется вотчины,Чтоб бездонным мозгам их была велика.Но они и не жалуются на каторгу.Наливаясь в грядущем и тлея в былом,Неизвестные зарева, как элеваторы,Преисполняют их теплом.1915, 1928