Лирика
Шрифт:
В великой, ничего не сокрывающей сокровенности
видимостей,
В сущем, размножающемся кронами и корнями,
В атомном тумане материи,
В вихревых потоках,
Окружающих динамический вакуум мира...
ТАБАЧНАЯ ЛАВКА
Я - никто.
Я никогда никем не буду.
И захотеть стать кем-нибудь я не могу.
Но мечты всего мира заключены во мне.
Окна квартиры моей,
Квартиры одного из миллионов тех, кто бродит
по
(Ну, а если бы даже и знал, что узнал бы?),
Выходят в таинственность улицы, по которой
беспрестанно снуют люди,
На улицу, которую разом не постичь, как ни старайся,
На улицу, до невозможности реальную,
до таинственности определенную,
Где под оболочкой камней и людей скрыта загадка,
Где смерть покрывает плесенью стены, а виски
сединой,
Где Судьба громыхает телегой Всего по дороге
в Ничто.
Я повержен сегодня, как будто мне правда открылась.
Я безгрешен и ясен, как будто готовлюсь ко смерти,
И разорваны узы родства с окружающим,
И как будто в прощальный миг замелькали вагонами
поезда
Этот дом и вся улица,
И гудок отправления отозвался в моей голове,
И дрогнули нервы, и лязгнули кости.
Я разделен сегодня меж непреложностью
Лавки табачной на той стороне - она существует
снаружи
И ощущением - все это мнимость - оно существует
внутри.
Неудача во всем.
Я решенья не принял, и Все обернется Ничем.
Как учили меня,
Я вылез из окна с задов дома
И в поле пошел, и намеренья были велики.
Ну, а в поле - трава да цветы да деревья вдали,
Попадутся же люди - такие ж они, как везде.
Возвращаюсь. Уселся на стул. Ну-с, о чем же
подумать?
Как могу я узнать, чем я буду, когда неизвестно,
что есть?
Тем, что думаю я? Но я думал стать тем-то и тем-то!
Но на свете есть столько людей, размышляющих
так же,
И поверить мне трудно, что столько на свете людей.
Гений? В эту минуту
В сотне тысяч голов зародится в мечтании гений
не хуже,
А в историю не войдет - верней всего!
– ни один.
От грядущих триумфов останется кучка дерьма.
Нет, в себя я не верю.
В каждом сумасшедшем доме есть безумцы,
наделенные уверенностью,
А я, ни в чем не уверенный, я истинней их или нет?
Нет, не только во мне...
В скольких мансардах или не мансардах
Сидят в этот час самозваные гении?
Сколько высоких, чистых, светлых
Да, высоких, и чистых, и светлых
И, быть может, вполне осуществимых,
Никогда не увидят дневного света,
не достигнут слуха людей?
Мир - для тех, кто родился его покорить,
А не для тех, кто мечтает об этом, хоть и
с полным правом.
Я вымечтал больше, чем Наполеон завоевал.
Я прижал к груди род людской крепче, чем Христос,
Я разработал доктрины, которые Канту не снились.
Но я есмь и останусь, наверно всегда, человеком
с мансарды,
Хоть живу и не там.
Я останусь навеки "не родившимся для этого",
Я останусь навеки "тем, кто имел основания...",
Я останусь навеки тем, кто ждет,
что ему распахнется
калитка в стене, изначально лишенной калитки,
Тем, кто, в курятнике сидя, гимн Бесконечности пел,
Тем, кто Господа глас услыхал в глубоком колодце.
Верить в себя? Нет. И в ничто другое.
И на воспаленную мою голову обрушивает Природа
Свое солнце, свой дождь, ветер,
ерошащий мне волосы,
И все прочее, что придет или должно прийти,
а может и не прийти.
Сердечники, рабы далеких звезд,
Мы завоюем мир, не встав с постели,
Потом проснемся - как он тускл и мрачен,
Потом мы встанем - мир уже чужой,
Из дома выйдем - мир окажется Землею,
а к ней в придачу
Галактика, и Млечный Путь, и Бесконечность.
(Ешь шоколадки, девочка,
Ешь шоколадки!
В них заключена вся мудрость мира,
Кондитерская наставляет лучше, чем все религии.
Ешь, маленькая, грязная девчонка!
О, если б я мог так самозабвенно, так истинно,
как ты, жевать конфеты,
Но, золотистую фольгу сдирая, я мыслю
И шоколад роняю наземь, как выронил когда-то
жизнь свою.)
А что останется от горечи сознанья, что я никем
не буду?
Стремительная скоропись стихов,
Парадный вход, ведущий в Бесконечность.
Но я, по крайней мере, посвящаю бесслезное
презренье самому себе,
И я, по крайней мере, благороден хотя бы в том
движении, которым
Швыряю ветошь самого себя в бесстрастное течение
событий
И без сорочки дома остаюсь.
А ты утешительница!
Тебя нет и поэтому ты утешаешь,
То ли греческая богиня, задуманная
как ожившая статуя,
То ли римская патрицианка, невыносимо благородная