Лирика
Шрифт:
В машбюро НИИ кроме Ленки работали еще две девчонки: Тома – Белая Мышь и Люда – Ворона Однокрылая, так их Ленка сразу про себя назвала и была права, потому что Тома была абсолютная блондинка с белой-белой кожей, розовыми веками, малюсенькими глазками, всегда в белой кофточке, а голосок – еле слышный. Вернее, не слышный просто так, а только когда она разговаривала по телефону. А делала она это каждый час и задавала тихо один и тот же вопрос: ну как там диспепсия?
Ленка вначале даже не знала, что диспепсия – это понос и рвота, которые напали на Томиного сынка Андрюшку. И все пять дней, пока Ленка работала в машбюро, Тома этот вопрос задавала и задавала не сбиваясь, как
В первые дни Ленка подозревала, что это – пароль, а Тома какой-нибудь секретный агент. Но вскоре Тома привыкла к новой машинистке и сокровище свое, измученное поносом, Ленке на фото показала. Сказала – вот, мой мышонок. Ленка даже вздрогнула – ой, откуда она узнала, что я так ее про себя назвала? А потом фотку разглядела и поняла, что вариантов нет – бледный маленький мышонок таращил свои бусинки и улыбался. Ленка погладила фотографию и в сердцах пожалела мышонка, и в тот же миг Томины куранты пробили час, очередной вопрос прозвучал, и вдруг Томино лицо порозовело, а из бусинок закапали слезы. Ленка испугалась, а Тома подошла и вдруг ее поцеловала:
– Лен, у тебя рука целебная. Вот ты моего Андрюшку на фотке погладила, и он первый раз за все время нормально покакал. И есть попросил. А мы ведь целый месяц с ним мучились, ничего не помогало.
Слушай, Лен, погладь еще, чтоб он поправился хоть немножко – такой худенький. Мы с Анатолием, мужем, сами ничего не едим – все ему, ему, а у него понос. И все наружу. А теперь вот, пожалуйста, – покакал. Погладь, погладь еще.
И стала Ленка Мышонкину фотографию каждый день гладить и с ней разговаривать, а Тома приносила день за днем новые вести о сыночке – и окреп, и подрос, и говорить научился.
Ленка рада была, что Тома думает, будто она так рукой своей помогает. Но как бы ни было на самом деле, стала она Томе очень необходимой. Даже как-то ночью Тома ей позвонила – мол, Мышонок что-то не спит, потрогай там его фотку.
Так шли месяцы Ленкиной студенческой и машинисткинской жизни, и первая сессия позади, и уже листочки рвутся наружу, в апрель, и печатать неохота, а наоборот. Сны какие-то чудные снятся – целуется Ленка с каким-то незнакомым парнем, а лицо его разглядеть не может.
Как-то на работе Ленка была вдвоем с Людой, другой машинисткой, – помните, Однокрылой Вороной?
Ленка и сама объяснить не могла, почему дала ей такое прозвище. Может, потому, что Людмила была слегка горбоноса, сидела у машинки как-то вполоборота и все время вскидывала свою небольшую голову, стряхивая со лба сине-черную челку. О себе Люда ничего не рассказывала, никому не звонила, и ей никто не звонил. Странно даже.
А когда Ленка свой сон ей пересказала, Людмила челку сдула и вдруг засмеялась – а мне тоже этот сон снился. Снился, снился, да не сбылся. И опять замолчала.
Работы в машбюро было много, и на халтуру времени не оставалось. Но иногда девчонки все-таки ухитрялись немножко поработать на себя и чуть-чуть деньжат сверху получить.
Когда Романов зашел в машбюро, у Лены как раз сломался ноготь о клавишу машинки, и она, заныв от досады – растила-растила, и надо же, – стала зубами отгрызать обломок.
Ворона развернулась к Романову и, забыв стряхнуть челку, замерла. А за ней и Мышь, и Ленка с ногтем во рту. Романов, судя по всему, привык, что все, увидев его, замирают. Дав девчонкам возможность прийти в себя, он обратился к Людмиле с просьбой напечатать срочно несколько страничек, он заплатит по двойной стоимости, зайдет через час. Повернулся и ушел.
«Несколько» – оказалось около
Через час Романов не пришел. Он вообще больше не пришел. И бедные машинистки не узнали, что он – Романов, что он – изобретатель, ученый какой-то. Не узнали, что вообще-то он человек хороший, хоть и красавец, хоть и не пришел. Просто он вернулся в свой отдел, и его, ученого такого, вдруг срочно в командировку – на самолет, и на 3-4 месяца, пока он там, в командировке, что-то секретное срочно не изобретет.
Людмила все 60 страниц в мелкие кусочки разорвала, Тома плакала, надеялась на сверхзаработок Андрюшке волчок купить. А Ленка не особенно переживала, просто ей показалось, что именно с этим красавцем она во сне своем чудном целовалась.
Сергей Романов был эталоном человека, про которого говорят – перспективный.
Он еще мальчишкой все любил разбирать и складывать по-своему. Он даже названия своим придумкам изобретал. И взрослые часто удивлялись. Например, пионервожатая в лагере, Валя, удивилась, когда Сереженька на полдник не пошел, потому что был занят: изобретал комароловку – такое летающее устройство, которое само будет за комарами гоняться и их на ходу прихлопывать. И компот его с печеньем съел Ежицкин Миша. Миша тоже был своего рода изобретатель – он изобретал кляузы на своих друзей. Например, привезли ему родители конфет на родительский день, он сам их есть не стал, а положил на тумбочку, а сам под кровать забрался – наблюдать втихаря, кто конфеты без спроса есть будет. А потом список составил и к вожатой Вале – а у нас в отряде воры. А Валя, тоже мне, взрослая, взяла и на свои деньги купила конфет, весь отряд собрала и Ежицкина Мишку при всех их съесть заставила, водой не запивая, весь килограмм. Ежицкин давился, ел и плакал. А Валя вообще потом от имени отряда велела Сергею Романову подойти и Ежицкину щелобан застрекотать. И еще сказала – родителям не жалуйся, а то хуже будет. А на другой день Ежицкин воблу из тумбочки достал, очистил и всех ребят угостил, и даже Сереже брюшко досталось.
Валя потом, правда, все Ежицкиной матери рассказала, и та ее похвалила, сказав, что она прирожденный педагог.
А Романов Сергей, хоть тот полдник и пропустил, комароловку так и не изобрел. Наоборот, пока он сидел-мудрил, комары его самого искусали.
Сейчас Романову было 28 лет, он уже имел много патентов в очень важной секретной научной отрасли, защитил кандидатскую, и докторская шла к завершению.
Бывает же природа такой щедрой – и умный, и высокий, и красавец, и характер золотой. Только наука слишком сильно в плен затянула – ведь в его годы уже и жениться пора, ну хоть встречаться с кем-нибудь.
Не будет же Сергей с мамой обсуждать, что с кем-нибудь, бывает, встречается. В командировках, например. Он же нормальный, здоровый мужик. И зря мама так беспокоится, вот закончит новую большую работу и всерьез о личной жизни подумает.
Когда Романов подлетал к Москве, под крылом золотились деревья, небо было еще почти летним. Надо же, еще три часа назад – минус 28, а здесь только начало любимой поры – осени.
Сергей никогда ничего не забывал – любой когда-то увиденный фильм или спектакль мог рассказать от начала до конца в подробностях, закрыв глаза, представить живописное полотно и описать в деталях, помнил номера телефонов всех знакомых наизусть, да вообще, что там телефоны, открой любимых его поэтов на любой странице – и любое стихотворение Сергей прочитает наизусть.