Лис
Шрифт:
На беса никто внимания не обращал. Он подошел к стоящим кучкой русалкам, поглядел на их венки.
– Белые лилии, снова белые лилии. Всё меняется, и лишь девки-водявки все такие же.
Они повернули к нему свои прекрасные лица.
– Девки-русалки, возьмите меня в мужья. Я вам другие венки сплету, из багрового камышника. Я вам таким мужем стану! А то, что вы из года в год все невестами ходите?
Русалки некоторое время слушали, потом с визгом кинулись на него.
– Хватай его, пересмешника! Щекочи беса!
Лис забился в цепких холодных
– Бесы да водявы - хуже напасти в лесу отродясь не было.
Ответом ему был новый взрыв смеха.
– Ишь, сучки, затрещали, - крикнул Лис.
На небе появилась большая черная птица. Подлетела к Лысой Горе, начала спускаться, становясь хорошо различимой в наступающих сумерках. Сильные крылья захлопали у самой земли. Птица покатилась лохматым черным комком и встала девушкой. Ее волосы цвета воронова крыла обнимали веточки яблони.
– Лелька, Лелька, - закричали радостные русалки и побежали к новоприбывшей.
– А что не на метле?
– загалдели.
Леля пожала плечами, мол, а какая разница.
– Похорошела ты, - водявы с радостью рассматривали подружку.
– А помнишь, как в прошлый раз ты Короеду усы к березе привязала, чтоб он за тобой не таскался?
Девки завизжали от радости.
Лис смотрел на них издалека, не приближаясь. Лелька подошла к нему сама.
– Здравствуй, Лисенок.
– Здравствуй.
– Давно здесь?
– Нет, только и успел, что свару с водявами затеять.
– Шумный ты, бес.
Он нравился ей, и она это не скрывала. Лис же относился к ней ровно, как и ко всем лесным обитателям. Леля была ведьмой, ее далекие предки были шаманами. Люди в селе ее боялись, но вида не показывали. Только бабки у ворот перешептывались, что видели, как из трубы ее дома вылетают вороны. А кто-то даже видел, как она сама вылетела на метле голая и полетела к луне, блестя, как рыба, в ее свете. Все это было правдой, и на метле она летала, и в птиц обращалась. Умела и кости вправлять, и роды принять, и порчу навести, и сгубить урожай. Последним, правда, никогда не занималась, нужды не было. В селе ее никто не задевал, побаивались.
Девкой она была красивой, а потому женихов к ней сваталось немало. Всем им без разбору она отказывала. Лис понимал ее. Хоть Леля и жила с людьми, ее душа была в лесу. Только здесь она жила по настоящему. Только здесь вокруг нее были такие же, как и она. С обыкновенным человеком она жить бы не смогла, через несколько дней сбежала бы от него - скучно. Было у нее несколько знакомых колдунов и оборотней, живущих неподалеку, но что-то не нравились они ей. Женихи из людей часто подкатывали к ней, несмотря на худую славу. Известное дело, чем опаснее путь к сокровищам, тем ценней они кажутся. Один такой жених как-то раз залез к ней ночью в открытое окно. Уже через секунду он вышел из двери. Вышел не один, а с голой Лелькой на плечах, и потом всю ночь напролет катал ее на себе. На рассвете, когда он от усталости упал на траву, она положила ему ладони на виски и спросила:
– Ну, что, хочешь на мне жениться?
Парень вскочил и, спотыкаясь, побежал прочь. Вслед ему сорокой летел озорной хохот ведьмы.
На Лысую Гору продолжали прибывать новые существа. Одни падали с неба сойками да иволгами, другие лосями и медведями выходили из чащи, третьи прорастали травой, выползали кротами. Кто-то из них менял обличье, кто-то не мог, привыкнув быть таким. Когда совсем стемнело, из леса вышел Мухомор. Сейчас он был юношей с бледным лицом и печальными глазами. Подошел к беззаботно болтавшим Лису и ведьме. Кивнул им и присел в темном углу поляны.
– Грустный он какой...
– удивилась Леля, - но светлый.
Потом повернулась к Лису и спросила:
– Что это у тебя за венок такой?
– Обычный веночек, из папоротника.
Зеленых веточек бес не нашел, а потому сплел сухие, тихо шуршащие при каждом движении.
– Сколько помню, никто еще венков из папоротника не делал. Опасно...
Венки из папоротника делают только те, кто хочет чуда. Кто хочет, чтобы случилось что-то небывалое, неслыханное, что может перевернуть жизнь, дать то, что можно искать вечно и не найти. Но как известно, каждое чудо охраняют сто драконов. И потому, оно всегда идет рука об руку со смертью, как зима с летом, а день с ночью. Идя к нему можно тысячу раз оступиться и пропасть, и все же оно того стоит. Ведьма не спрашивала его о том, какого чуда он хочет, об этом нельзя было спрашивать. Это было что-то такое, о чем сам загадывающий мог и не догадываться. Никогда ведь до конца не знаешь, что тебе нужно в жизни.
– Боюсь я за тебя, Лисенок...
– сказала Леля погрустнев, зеленые огоньки ее глаз даже потускнели от этих слов.
– Может не надо? Оставь венок, пока костер не разожгли.
Лис улыбнулся, завертел головой. Венок зашуршал.
– Ну, что ты? Все будет хорошо, не бойся. Я ж бес, кто со мной справится.
– Тоже верно!
– Леля засмеялась, стряхивая с лица грусть. Ведьма вскочила на ноги, ее чуть влажные волосы взметнулись вверх, как черное блестящее пламя. За ней следом взвился Лис.
– Эге-гей, - закричал.
– Лето идет! Пали костры!
– Пали костры!
– отозвались со всех сторон оборотни, домовые, лешие, бесы и другие существа лесного народца. Поляна ожила и задвигалась.
Могучие седые колдуны схватили в руки толстые палки и принялись колотить по стволам деревьев лежащих неподалеку от дров.
– Бум-бум, бум-бум, - разнеслось по поляне. Собравшиеся задвигались в ритме. Лешие затянули низкими голосами мелодию. На нее, как на основание, вставали другие, более высокие голоса.