Лисье время

Снег: острый, скрипучий, сухой и бездонный – первые воспоминания. Снег тёплый и мягкий, снежинками в волосках пушистого меха. Бабушка с ног до головы меховая: и шуба, и шапка, и сапоги с оторочкой. Мех болтается у Ляли на груди – пушистые шарики на завязках меховой лисьей шапки. Шапку Ляля не видит, а пушки видит, они качаются: качи-качи-кач, качи-качи-кач… Так её сейчас качает бабушка, осторожно придерживая, чтобы не упала, но Ляля всё равно грохнулась назад, на спину, затылком в снег, и увидела: снег на фоне платинового неба, тёмное пятно (качели пронеслись), и опять снег, а потом уж бабушка подобрала. Ляля специально шлёпнулась – решила полетать, всё равно не больно, только глубоко оказалось – снег шёл весь день и всю ночь, вот и нападал пушной периной.

Говорят, что дети помнят себя отчётливо лет с пяти. Ляля помнила с трёх, а этот кувырок, кульбит с качелей, произошёл, когда ей только-только исполнилось два годика. На Лялин день рождения всегда снег, пятнадцатое декабря – самые короткие дни, самые длинные серебристо-чёрные ночи. Ляля запомнила свой второй день рождения,

Ляля обожала свой город. Пушноряд – самый лучший, самый сказочный город. Здесь все меховые зимой: и люди, и деревья укутаны в душегреи, ледяные, колкие или тёплые, мягкие. Здесь укутаны в пуховую перину маленькие дома, оставшиеся от прошлой жизни, где охотники ещё прибивали мех к своим доскам – первым доисторическим лыжам.

Зимой бывает минус двадцать, и часто бывает. Если на улице холодно, тогда можно смотреть в окно. Ляля живёт на последнем, двенадцатом этаже, остальные дома в Пушноряде ниже. Сейчас-то нет, а в 90-х всё ещё было по-старому. Ляля часами могла смотреть в окно. Внизу, в «ногах» многоэтажки, двигаются пятна: дымчато-красные, рыжие, пегие, паломиновые, пепельные, песочные, пёстрые, грязно-жёлтые, жемчужные, голубые, топазовые, серые, серебристые, бурые, чёрные – тёмные пятна на белом хедлунд [1] , это люди в пальто и полупальто. Шуба – слово для непосвящённых. Пальто из меха – привычнее пушнорядцам. Говорят же «норковое манто». Манто – это и есть пальто в переводе с французского. Французы не говорят «шуба», и пушнорядцы вслед за законодателями мод тоже. Овечья – шуба. Но лисье и норковое – только пальто. И беличье пальто. Овечий – мех, но лисья и норковая – только пушнина. И беличья – тоже пушнина. Шкурка ценных зверей – пушнина. Потому что это валюта. На все времена и до сих пор. Это Ляле бабушка объясняла. Бабушка специалист и всё Ляле в детстве объясняла. Бабушка из Москвы приехала. Её отобрали для зверосовхоза, когда она диссертацию защитила в аспирантуре, в университете. Бабушка занималась проблемой изменения химического состава волос и волосяного покрова у человека в зависимости от того, какие препараты он принимает. Казалось, что работа должна заинтересовать судмедэкспертов и патологоанатомов, но за работу ухватились звероводы-генетики. Пушноряд тогда, в 60-е, стал терять в прибыли: на международных аукционах лисий мех стал проигрывать по качеству американскому и канадскому, стал продаваться хуже и дешевле, чем у конкурентов. Руководитель племенного хозяйства уже второй год лично выбирался в Москву, в университет, на химфак, чтобы послушать защиты диссертаций молодых химиков. Он и предложил Лялиной бабушке переезд. Бабушка, тогда совсем молодая, сомневалась: муж от переезда отказывается наотрез. Но мама мужа и его сестра уговорили нелюбимую невестку принять предложение, объяснив честно, искренне, что «такая удача: будет свой человек на меховой фабрике». Про зверосовхоз и племенное хозяйство свекровь и золовка слушать не хотели, они уже мечтали о шубах, о настоящих пушнорядских шубах, которые в то время шли в основном на экспорт…

Смотрит Ляля дальше в окно. В мороз многие щеголяют в фирменных пушнорядских развесистых шапках-ушанках из красной лисы [2] и хромистов [3] . За этими шапками едут к ним торговцы с клетчатыми баулами – круглый год у фабрики стоят автомобили, автобусы и микроавтобусы. Но больше всего покупателей осенью – сезонные закупки шуб (приезжих не переспоришь: шуба и шуба), полушубков, пелерин, палантинов, жилетов, жакетов, ковров и фирменных норковых беретов. Хвосты почти не продают, первосортные хвосты идут на ковры и сумки, забракованные – на фабрику художественных кистей. А вот муфты – Лялино любимое – не пользуются спросом, их дарят к крупным заказам. Для приезжих в городе – гостиницы, а в пригороде – целые коттеджные посёлки. Осенью и зимой нет отбоя от охотников, для них гостиницы всё больше в окрестностях – в Пушнорядье. Две буквы окончания, а как многое меняется. Пушнорядье, или Пушнорядский район, – как природная крепость, уникальный микроклимат: поля, и леса, и болота, речка Рябушка, и даже есть острова – маленькие, но всё же; в Пушнорядье огромный зверосовхоз, хозяйства, фермы.

В пригороде есть и собачьи питомники, куда ж без охотничьих зимних собак. Там же есть страшное место – притравочная станция. Забракованных норок и лисиц выкидывают туда. Без притравочной станции нельзя охотникам, она всегда была. Лайки-медвежатницы – лучшие породы на пушнорядской притравочной станции, они не подводят, да и красногоны [4] , гончие и борзые, по осени хороши, до снега. Местные охотники записываются в очередь на элитных щенков. Приезжие охотники специально обученных собак берут в почасовую аренду. Но есть «тихие» охотники, они приезжают в Пушноряд без снаряжения, но с фотоаппаратом, такие селятся в частные дома. Пушнорядцы – егери, загонщики, оклад, молчуны и стрелки – сдают охотникам комнаты в посёлках и свои услуги заодно – успевай только фотографировать и забирай трофей.

В Пушнорядье, в библиотеках, непросто найти Коваля «Недопёсок», хотя песцов тут нет. Были когда-то давно, но всех побили-перестреляли. Не найти и Юрия Казакова «Арктур – гончий пёс», и «Белого Бима», и «Заячьи лапы» Паустовского. Пришвина тоже любят. Смеются над Носовым. «Три охотника» – там всё как в жизни. Охотники травят байки и сами в них верят. Всё это близкие книги для пушнорядцев. Зато всегда можно найти очерки Аксакова об охоте и охотниках – кто-то из «челноков», этих людей с клетчатыми сумками, в каждый заезд в Пушноряд привозил эти книги. С «челноком» даже сюжет сделали на местном телевидении. Закупщик рассказал, что работал в типографии, и с ним расплатились не деньгами, он получил зарплату книгами. Но реализовывать не стал, принял решение уволиться с работы и торговать шапками и прочей ценной пушниной. Но жалко, что книги пылятся дома, а пушнорядцам они будут небезынтересны. После репортажа все читающие горожане поспешили в библиотеки и взяли книги. Челнок привозил ещё и ещё. И теперь Аксаков и в библиотеке, и у многих на полках… «Недопёсок» ставят в детских садах. Все дети мечтают играть этого маленького отчаянного песца. А школьники обожают играть носовских охотников, ну и носовского медведя заодно. Книги про охотников и пушных зверей стоят у Ляли на полке, а полка висит над столом – это мама прибила в один из своих приездов. Там ещё книга Сетона-Томпсона про чернобурку Домино. Ляле она очень нравится, у Ляли на кассете мультик про лисёнка Вука, там сюжет похожий. Но бабушка плачет, читая эту книгу, Ляле плакать совсем не хочется, но почему бабушка так расстраивается? Ляля и читать стала учиться, чтобы самой читать, чтобы не слышать всхлипывания, не видеть бабушкины слёзы.

Бабушка и Ляля маму ждут всегда с нетерпением. Мама и проводку может починить, и провод телефонный, а полку прибить – это для мамы ерунда. Однажды мама починила холодильник! А как мама обновляет мебель! Из штукатурки и эмали делает рельефы, на ножках старого табурета – тоже рельефные изгибы растительного орнамента. Комод мама расписала специальными красками – между хохломскими ягодками бегут по бесконечному кругу лисы, на чёрном фоне – красные лисицы. Красные, рыжие, песочно-жёлтые, они вписаны в хохломской узор. Вся мебель в доме такая вот, со скульптурными украшениями и расписная. Мама с детства мебель украшала, она в художественной школе училась. А теперь говорит, что просто «обновляет»… Надоели старые наскальные росписи – мама записывает их новыми. Ляля много позже поняла, что мама просто не хотела каких-то воспоминаний, вот и покрывала заново.

– Я – Иероним Босх! – шутит мама. Мама любит себя хвалить, рассказать в сотый раз, какая она талантливая.

В детстве Ляля не знала, что там за Босх и как он переписывал столы, но она старые картинки все запомнила. Некоторые были кровожадные, а на боковой панели стола даже лежал неживой или раненый человек в квадратной шапочке, такие Ляля иногда видела осенью на мужчинах-неохотниках…

А какая в городе осень! Яркая! Шуршащая! И кажется, что по рыжему городу шагают превращённые в женщин лисицы. Осенью молодые модницы Пушноряда, а также все бабушки облачаются в меховые тужурки. Тужурки – от французского «тужур», что переводится «всегда». Бабушки носят тужурки по привычке, в Пушноряде во все века так одевались, даже летом. Пожилые пушнорядки достают тужурки в ясную, но прохладную по утрам погоду. Если бабуля не в жилетке на Дне города – скорее всего, она не местная, понаехавшая. День города 15 сентября. Городу за 300 лет. Но это не значит, что до этого здесь ничего не было. Городищу Лисьей горе лет за тысячу, от него и потянулся город. Горы никакой нет, есть поле с холмами вдали, прямо за шоссе, Ляля хорошо его видит из окна. За городищем шумел дремучий лес, но с появлением зверосовхоза он отступил, отодвинулся. Ляля видит со своего этажа и поля за фермами… Это на юг от Лисьей горы, которая просто поляна. А на север стал подниматься город – расширяться, разрастаться.

Пушноряд стал маркой задолго до революции. Тогда полупальто, пелерины, жилеты и шапки шили из песцов, зайцев и лис в пушнорядских мануфактурах. На месте мануфактур построили фабрики. С древних времён город поставлял пушнину на экспорт, пополняя опустевшую царскую казну. Пушные ряды – это рынок, куда приезжали купцы со всего света, только у них не было клетчатых баулов – в краеведческом музее есть картина: купец ходит и выбирает, вокруг него гордые охотники-продавцы и сгорбленные в позе «чего изволите?» заискивающие приказчики купцов, которым, по всему видать, охотники не уступят ни копейки. А повсюду к балкам рядов привязана пушнина разнообразных цветов и окрасов, но, конечно, не столь разнообразных, как сейчас, селекции-то не было. Бренд «Пушноряд» – промысел, возведённый почти в культ, огромным уважением пользуются в городе скорняки. Десятки лет работает город на мечту многих женщин – норковое манто, да и женщины приезжают сюда в сезон охоты за шкурами. Сами отбирают, отдают на выделку в цех, а пошив часто заказывают не у местных. Скорняки-то есть повсюду, а вот пушные ряды – только в Пушноряде. Беличий мех – для детей. Белки в Пушноряде совсем дёшевы. За ними не едут издалека. Зайцы, как и лисы, идут на ушанки. Мех лисы хорош во всех ипостасях и не выходит из моды.

Тогда, в старые времена, в каждом доме был охотник. Огненная осень, красноватое поле, пурпур рябины, охотничья изба, во дворе висят на верёвках красные шкуры – Ляля в краеведческом музее всегда останавливается рядом с этой картиной. Охотники просушивали шкуры на солнце, чтобы убить бактерии. Шкурки снимают чулком и трубкой. Трубкой – это с лисиц и норок, делают надрезы на задних лапах и стягивают шкуру. Чулком – с белок, этим зверькам разрез делают в области рта. Зверям не больно, они же мёртвые. А вот дальше – самое неприятное – шкурку чистят на специальном колышке, остром, как пика воина. Так было и триста лет назад, мало что изменилось и сейчас в обработке механической; в химии-то, веществах, которыми обрабатывают шкурку, многое изменилось.