Лишённые родины
Шрифт:
Мертвенно-бледный камень оживал в теплом свете свечей. Женщина с незрячими миндалевидными глазами под тонкими черточками бровей слегка улыбалась, сжимая правой ладонью свою левую грудь совершенной формы. Заплетенные во множество косиц волосы оставляли открытыми большие уши. Головной убор поврежден, как и кончик носа, руки и нижняя часть фигурки безжалостно отбиты, но всё равно понятно, кто это: Исида, кормящая своего сына Гора. Мать-природа. Богиня любви и справедливости. Богородица с младенцем.
Сулковский нарисовал пером на листе иероглифы: трон сбоку, заходящее солнце, фигурка сидящей женщины в профиль — и рядом написал по-гречески: . Эту статуэтку он нашел на берегу Нила, после боя у Рахманин. Когда он вернется в Париж, она займет достойное место в храме его масонской ложи. Кто-нибудь из «братьев» найдет способ укрепить ее на подставке и, может
26
10 августа 1793 года на месте, где раньше стояла Бастилия, состоялась торжественная церемония в честь Праздника единства и неделимости. Фонтан Возрождения был выполнен в виде скульптуры богини Исиды, из грудей которой били струи воды; 96 старцев, представлявших департаменты Французской Республики, пили эту «живую воду». Гипсовый фонтан очень быстро разрушился.
В начале фрюкгидора генерал Бонапарт учредил в Каире научно-просветительский Институт Египта, став его президентом и членом секции математики, и назначил своего адъютанта в секцию политэкономии и в комиссию по составлению франко-арабского лексикона. Вантюра включили в секцию литературы и искусства. Это произошло дней через десять после сражения при Салихии, в котором Юзеф получил восемь сабельных ударов и несколько огнестрельных ран. Впервые он пострадал так серьезно; неужели счастье от него отвернулось? Во время штурма Александрии его дважды сбивали с ног — и ни царапины, если не считать ушибов, а генерал Клебер, раненный пулей в голову, выбыл из строя. Генерал Бонапарт отправил представление Директории, прося присвоить гражданину Сулковскому, в высшей степени достойному офицеру, звание командира эскадрона. Потом был переход из Александрии в Каир через пустыню, когда миражи, являвшиеся каждый день, вызывали страх потерять рассудок. Командиром эскадрона Юзеф был уже в сражении при пирамидах Гизы, выигранном, однако, пехотой, построенной в каре. Слепящее солнце, одуряющая жара, грохот пушек… Но пороховой дым возбуждал его, придавал сил, приводил в экстаз. Потери французов составили тогда не более трех десятков человек, а двадцать тысяч мамлюков полегли на поле боя. Сулковский был рядом с Бонапартом, когда шейхи пришли клясться ему в покорности. Восточное коварство: начальник каирского гарнизона Ибрагим-бей увел свои войска, чтобы выждать удобный момент для нападения. Бонапарт погнался за ним.
Путь, по которому караваны идут в Сирию, словно проводит границу между Египтом и пустыней: справа — пески, слева — возделанные поля. Убогие поселки затеряны среди огромных зарослей финиковых пальм. То и дело встречаются раскидистые смоковницы, простирающие к солнцу мириады зеленых ладоней, повсюду разбросаны рощицы из акаций и лимонных деревьев, но нигде ни травинки, ни цветка, ни ручейка: деревья цепляются корнями за потрескавшуюся глину. Пустыня наступает, тут и там на голых холмах — покинутые дома и пересохшие колодцы, на каждом шагу следы пахоты, занесенной песком; люди же не способны отобрать у пустыни ни пяди земли. Самый восточный рукав Нила тоже исчезает в песке.
Аль-Ханка была когда-то большим городом; там Сулковский впервые увидел совершенно прямую улицу, словно прочерченную по линейке, но три четверти домов обратились в руины. Еще семь часов пути — и французы достигли Бельбейса. Там проживало около пяти тысяч человек, однако от былого города осталась едва ли треть, судя по развалинам крепостных стен. Шесть веков назад эти стены три дня сдерживали армию иерусалимского царя Амори — сына графа Анжуйского, рыцаря-крестоносца. До тех пор враги уважали воинов Христа за доблесть, подкрепленную строгостью нравов и безукоризненной честностью, но Амори, вторгшийся в Египет в нарушение договоров и взявший с него дань, уронил франков в тазах мусульман, после чего турки стали прибегать к коварству без зазрения совести.
Перед высадкой в Александрии Бонапарт обратился к солдатам, призвав их воздержаться от грабежей, которые бесчестят французов и подрывают их ресурсы, вызывая враждебность у местного населения. С бою взяв Каир, он выступил с речью перед шейхами, кадиями и имамами, уверяя, что французы пришли покарать мамлюков — «сборище рабов, купленных на Кавказе и в Грузии, которые тиранили прекраснейшую часть света», — и вернуть египтянам их права. Генерал уверял их, что почитает Аллаха, Магомета и Коран больше, чем мамлюки; французы — истинные мусульмане: «Не мы ли уничтожили мальтийских рыцарей? Не мы ли уничтожили римского папу, собиравшегося идти войной на мусульман? Трижды счастливы те, кто с нами! Они станут процветать, богатеть и возвышаться. Счастливы те, кто остаются в стороне! У них будет время узнать нас, и они примкнут к нам. Но горе, трижды горе тем, кто возьмутся за оружие ради мамлюков и станут сражаться с нами! Для них надежды нет, они погибнут».
В Кораиме, до которого пришлось влачиться три лье через пустыню — ночью, чтобы не страдать от дневной духоты, — в ноги Бонапарту бросился купец из Мекки, моля о покровительстве. Местный властитель Эмир-ага ушел в Салихию вместе с Ибрагим-беем, захватив с собой свиту, и бедуины воспользовались этим, чтобы захватить весь караван купца, оставшийся без защиты. Главнокомандующий послал отряд в погоню; караван отыскали, отбили у арабов и отправили под охраной в Каир.
Бедуины здесь — главенствующая каста; они торгуют скотом, обирают или сопровождают караваны, порой возделывают землю, но чаще грабят всех подряд. Им, однако, трудно добыть огнестрельное оружие, поэтому они редко вступают в схватку с врагами, прибегая к силе, только если не помогло коварство, и не видят стыда в бегстве от опасности. Видно, привольная жизнь — путь к трусости.
От Кораима до Салихии шесть лье; вторая половина пути лежит через дюны с зыбучими песками. В два часа пополудни авангард французов вступил в пальмовый лес, а конница из трех эскадронов достигла красивой каменной мечети, где укрывался Ибрагим-бей. С ним были больше тысячи мамлюков и пятьсот арабов, они сдерживали атаки французов, пока слуги бея навьючивали на верблюдов его сокровища и усаживали на них его жен. Подоспели две пушки конной артиллерии и открыли огонь. Ибрагим-бей бросил полторы сотни верблюдов с малоценными вещами, чтобы спастись, оставив арьергард из шестисот мамлюков прикрывать свое бегство; полковник Лассаль атаковал его безуспешно, потеряв человек тридцать убитыми и ранеными; Сулковский оказался в числе последних…
Салихия была «краем земли»: отсюда до ближайшего людского жилья, находящегося уже в Сирии, — не меньше пятидесяти лье через пески, и на всем протяжении этого пути можно найти всего семь колодцев с мутной водой на самом дне. Французы повернули назад.
На полпути от Кораима до Бельбейса их отыскал курьер из Александрии с вестью о разгроме адмиралом Нельсоном французской эскадры под Абукиром. Значит, им не на чем вернуться назад, они застряли здесь навсегда? Войско погрузилось в уныние, и лишь Бонапарт не утратил присутствия духа: «Что ж, — сказал он, — теперь мы вынуждены совершать великие подвиги, и мы их совершим». Они построят в Египте новую великую империю!
В Каире их встретили с радостью; купцы благодарили за спасенный караван и выражали надежду на скорое покорение всего Верхнего Египта. Бонапарт учредил в Каире и других крупных городах Диваны из улемов и старейшин; в столице начали выходить две газеты, печатающие его распоряжения. В первом выпуске «Египетской декады» поместили заметки членов Института Египта; Сулковский описал в них путешествие в Салихию, сопроводив географические и статистические сведения своими рассуждениями.
Чем объяснить достаток жителей пустыни по сравнению с уродливой бедностью на берегах Нила, ведь люди занимаются тем же трудом? Только ли прохождением караванов и торговлей? Нет, скорее — удаленностью угнетателей. Вблизи судоходных артерий мамлюкам легче собирать дань и тотчас отправлять ее в Каир, а чтобы добраться в Кораим, нужно проделать десятки лье по пустыне, взяв с собой много лошадей и верблюдов для перевозки грузов и людей для их охраны. Можно было бы учредить дополнительный форпост и поддерживать там гарнизон, но мамлюки слишком ленивы и скупы. Выбирая между небольшим, но постоянным доходом и большей данью, но сопряженной с трудами и опасностями, беи идут по пути наименьшего сопротивления. Им нужны роскошь и увеселения, жизнь без забот. Таким образом, пороки господ становятся защитой от тирании для жителей припустынных областей. С другой стороны, местные феллахи, зная, что смогут обеспечить себе сытость и относительное процветание своим трудом, гораздо старательнее обрабатывают свои поля и ухаживают за скотом, чем равнодушные ко всему жители долины, которым при любом урожае оставляют ровно столько, чтобы они не умерли с голоду. Конечно же, преимущества из-за местоположения не могут быть длительными без вольности, необходимого начала всякого общественного прогресса. Вольность, а не цивилизация — вот истинная антитеза варварству…