Лишённые родины
Шрифт:
В первый день вандемьера праздновали годовщину Французской Республики. По приказу Бонапарта, на главной площади Каира построили огромный цирк с обелиском в центре, окруженным ста пятью колоннами с флагами департаментов. На семи алтарях начертали имена солдат, погибших в бою. У входа поставили триумфальную арку с изображением битвы при пирамидах. Генерал обратился к солдатам с речью: «Весь мир смотрит на вас: от англичанина, прославленного искусствами и торговлей, до уродливого и хищного бедуина. Сорок миллионов граждан празднуют сегодня эру представительного правления, сорок миллионов граждан думают о вас». Но глаза тысяч египтян уже смотрели
Сулковский тщательно завернул Исиду в мягкую ткань и положил в свой походный чемодан, потом взял подсвечник, вышел из комнаты и стал спускаться по винтовой лестнице, слегка припадая на правую ногу. Кости срослись, повязки сняли, но раны еще давали о себе знать.
В большом зале на первом этаже собрались штабные офицеры; Бонапарт тоже был здесь. Полковник Жюно принес печальную весть: Дюпюи скончался. Вчера вечером, в последний день вандемьера, его принесли с улицы без сознания, смертельно раненного копьем под левую подмышку. Полковник Дюпюи, назначенный комендантом Каира, пытался усмирить беспорядки, вспыхнувшие после первого намаза: египтяне требовали отмены земельного налога, введенного Бонапартом, имамы подстрекали их к бунту. По узким улочкам Каира текли людские ручейки, сливаясь в гремящий поток; он разбился о ворота Старого города, но продолжал бурлить. Ходят слухи, что на помощь мятежникам идут арабы, но это ещё не точно, не мешало бы проверить.
— Я пойду! — вызвался Сулковский.
Бонапарт соединил большой и указательный пальцы правой руки на уровне груди и сделал быстрое движение кистью сверху вниз и вправо. Это был арабский жест, означающий удовлетворение, но офицеры недоуменно переглянулись: перекрестил он его, что ли? «Он посылает его на смерть», — подумал Вантюр. И бросился наперерез зятю:
— Куда вы? Поправьтесь сначала!
В его добрых глазах блестели слезы.
— Враг не ждет, надо идти на него.
Сулковский чувствовал, как шум в ушах стихает, а туман в голове после бессонной ночи рассеивается, уступая место ясной сосредоточенности. Его ноздри раздувались, почуяв бодрящий запах опасности; ему казалось, что он сейчас видит, как кошка, слышит, как филин, и резв, как молодой олень. Во дворе он запрыгнул в седло по-гайдамацки, не коснувшись ногой стремени. С ним поскакали пятнадцать коптов-проводников.
Четверо вернулись к вечеру, когда Бонапарт уже сел ужинать.
Вантюр сразу понял, что случилось непоправимое. Он переводил рассказ коптов, стараясь говорить твердо и внятно, но глаза ему застили слезы, и лицо внимательно слушавшего генерала расплывалось в бледное пятно.
На западе города, в Азбакии, где вдоль прудов и каналов выстроились окруженные садами дворцы эмиров, мечети, фонтаны, дома развлечений, было тихо, но вот за Булакским портом уже слышались шум и крики. Восстанием охвачена вся Аль-Кахира от мечети Аль-Азхар до крепости Саладина; люди толпами гоняются по улицам за французами, врываются в дома, где они живут, и безжалостно их убивают. Они клянутся именем Пророка истребить всех неверных. Они запирают и укрепляют ворота, готовясь дать отпор.
Юсуф-паша велел возвращаться, но за Булаком, на пути к Старому городу, на них напали со всех сторон разъяренные ремесленники. Казалось, всё население пригорода сбежалось сюда. Конь Юсуфа-паши поскользнулся и упал; седока стащили с коня и били, рубили, кололи; на его спутников тоже набросились — с топорами, молотками, всем, что под руку попадется; только четверо
Голос Вантюра пресекся. Бонапарт встал из-за стола — такой же бесстрастный, как всегда.
Его распоряжения были краткими, четкими, быстрыми. Он сам поведет войска; уцелевшие копты должны указать ворота, через которые можно проникнуть в Аль-Кахиру, и то место, где погиб Сулковский. Проходя мимо Вантюра, генерал коснулся рукой его плеча и негромко сказал: «Он умер. Он счастлив». Вантюр не мог ему отвечать.
Толпы с окраин разогнали быстро, вытеснив в пустыню; по всем воротам открыли огонь из пушек. Теснимые французами, каирцы отступали по узким улочкам своего города-муравейника, пока не оказались заперты в мечети Аль-Азхар.
Вихрь пронесся над городом, окутанным чернильной мглой; языки факелов пали ниц под толчками его мощной десницы; небесная твердь треснула с оглушающим грохотом, ослепив на миг всё живое страшным, потусторонним светом. Гроза!
Астагфирулла! Валляхуль мустаан! [27]
В последний раз молнии терзали небо над Каиром двести лет назад, накануне пришествия «черной смерти». Дурной знак! Надо умилостивить чужеземцев!
Бонапарт отказался принять капитуляцию: «Слишком поздно. Вы начали, я закончу». Пушечные выстрелы слились с раскатами грома; ядра, подобные светящимся во тьме глазам джиннов, вынесли ворота мечети Аль-Азхар, повредив и ее стены; солдаты ворвались внутрь, выломав двери, и перебили всех…
27
Я прошу прощения у Аллаха! Помощи Аллаха мне достаточно! (здесь: Помоги Аллах) (араб.).
…С небес низвергались потоки воды, смывая слезы и кровь. Вантюр бродил со слугой среди растерзанных тел, низко наклоняясь над ними и прикрывая тусклый фонарь полой плаща. Целая свора бродячих псов с окровавленными мордами устроила адский пир; их с трудом удалось отогнать выстрелами из пистолетов. «Взгляните, сударь». В руке у слуги — половина головы с длинными мягкими усами. У Вантюра подкосились ноги.
Когда рассказываешь другу секрет, помни: у него тоже есть друг.
Верна турецкая пословица, а что делать? Не каждую тайну должно унести с собой в могилу.
Заговор «каналий» удался бы лишь в том случае, если привлечь к нему как можно больше умов и рук, чтобы, куда бы Бутов ни направился, везде бы нашлись свои Кассий и Брут, свой майор Потемкин. Вот только беспощадная кипящая лава должна до поры до времени скрываться под землей, дабы выплеснуться из жерла в нужный момент, со всею мощью. Но и вулкан нетерпелив: выбрасывая редкие камни и пепел, он выдает свои грозные намерения.
Первую тревогу пробили в июле. Шеф Петербургского драгунского полка, которым командовал Киндяков, престарелый князь Прокопий Мещерский донес Бутову о подозрительных разговорах среди офицеров. Тотчас создали следственную комиссию под началом генерал-лейтенанта Линденера; уездный предводитель дворянства Сомов получил предписание произвести обыск в Смоляничах. Он предупредил о своем приезде управляющего, капитана Стрелевского, и к его прибытию на «Галере» уже было пусто. Сашины бумаги они разбирали вдвоем; часть Сомов сжег, часть спрятал, а опечатал только маловажные.