Лисий след на снегу
Шрифт:
Была осень. Листья желтели, облетали с деревьев и шелестели под ногами. До сессии было далеко, так что каждый вечер Стриженов и Алиса часами гуляли по улицам родного города, вдоль набережной, вдоль парков и скверов от квартиры Алисиных родителей до университетской общаги.
– Серьезно?! – Дима даже опешил, оттого что подругу не пришлось уговаривать.
– А почему нет? Завтра утром встретимся на автобусной станции и махнем. Ты журналистом, я фотографом. Годится? Только, Дим, я дома скажу, что в Новосибирск на конференцию, а то мама переживать будет, тайга все-таки.
Стриженов
Там, на таежном фестивале, Аля стала для Стриженова рыжей Лисой. Там он понял, что влюбился в эту лисицу, и поклялся никогда ее не отпускать. А на обратной дороге на заднем сиденье старого пропахшего бензином автобуса Лиса и Стриж придумали второе правило настоящей дружбы: если друг позвал тебя на край света, если ты ему по-настоящему нужен, отправляйся не раздумывая.
Сегодняшний Стриженов видел много медвежьих углов и не раз бывал на краю земли. Порой он даже сомневался, что она действительно круглая, слишком много было у нее границ, обрывов и острых углов. Он вообще во многом теперь сомневался: в законах, в религиях, в людях, в своем государстве, и, чтобы верить хоть во что-то, верил в те почти детские правила настоящей дружбы и собирался в дорогу, потому что Лиса прислала ему документы, потому что просила совета и хотела позвать его в Исландию. Хотела позвать, он был уверен. Жаль, не успела.
Добраться до Рейкьявика, столицы Исландии, Стриженов решил с пересадкой в Риге. Это оказался самый бюджетный и быстрый вариант. Еще ночью, утвердившись в решении искать Лису, Дмитрий купил билеты, а сейчас прибыл в аэропорт и отправился в свою спасательную экспедицию.
Бессонная ночь давала о себе знать, и весь первый полет из Петербурга в Ригу Стриженов спал. Он открыл глаза только после посадки, подхватил вещи и вышел из самолета. Четверть часа спустя, пройдя таможню, Дмитрий зашел в кафе аэропорта, заказал черный кофе и сел за столик возле большого панорамного окна. Прошло минуты две, и к нему подошла официантка. Немолодая, лет пятидесяти, полная женщина, с уставшим, но приветливым лицом.
– У вас что-то случилось? – спросила она по-русски без акцента, подавая Стриженову кофе в маленьком бумажном стаканчике и осторожно, искоса рассматривая его.
Дмитрий вопросительно приподнял брови и дежурно улыбнулся.
– У вас такой вид, как будто случилось что-то плохое и вы не знаете, что делать. – Женщина смотрела на журналиста внимательно и участливо, дожидаясь ответа.
– Друг попал в беду, – неожиданно честно и серьезно ответил Стриженов.
– Вы сможете помочь? – так же серьезно поинтересовалась официантка.
– Надеюсь.
Она улыбнулась и кивнула, словно и не ожидала другого ответа.
– Хотите крендель? Свежий, только привезли. Ваших проблем не решит,
– Тоже немало. Несите ваш крендель. – Дмитрий снова улыбнулся официантке на этот раз вполне искренне.
Перекусив, он поднялся из-за стола, кивнул на прощание доброй участливой женщине, вышел из кафе. В ожидании своего рейса стал разгуливать по залу аэропорта и разглядывать сонных путешественников.
О Лисе Стриженов не думал. Просто не мог, потому что многолетний опыт в аналитической журналистике и сыскном деле подсказывал: Алисы, скорее всего, нет в живых. И в то же время интуиция нашептывала журналисту, что она где-то там, среди снега, и он сумеет ее найти.
Минувшей ночью Стриженов много раз упрекал себя за эти мысли. За эту глупую неоправданную отчаянную надежду, что сводит с ума родственников без вести пропавших, не дает им принять очевидные факты и смириться. Но поделать он ничего не мог и сейчас просто гнал прочь любые мысли о Лисе.
За огромными панорамными окнами аэропорта шел дождь. Знаменитый январский дождь, как называл его Дмитрий. Журналист смотрел на крупные капли, скользящие по стеклу, и вспоминал, как в первый раз искал пропавшего. Это было лет двадцать назад, Дмитрий тогда только вернулся из Европы, поселился в Питере, работал репортером в районной новостной газете. Уже заканчивалась осень… Стояли холодные дождливые дни, а ночью столбик термометра не поднимался выше нуля. В тот день редактор отправил Стриженова в лес на окраине города просто понаблюдать за ситуацией.
– Там пацан какой-то пропал, – равнодушно сообщил он, – сейчас спасатели и поисковые отряды его ищут. Съезди, понаблюдай, пообщайся с родителями, с эмчеэсовцами. Напиши статью.
В этом лесу в годы войны были то ли катакомбы, то ли подземные склады с оружием. Детей эти истории привлекают, вот и лезут туда, как тараканы. В восьмидесятых катакомбы засыпали, тоже после несчастного случая с какими-то мальчишками, но, видно, до сих пор остались входы, лазейки. Скорее всего, малец залез туда, своды рухнули, и прихлопнуло его в два счета. История не новая, банальщина. Но все равно давай напишем другим в назидание, тем более у нас в этот номер недобор по материалам.
Дмитрия тогда покоробило, как равнодушно редактор говорил о пропавшем ребенке, как заранее был уверен, что он погиб. Тогда Стриженов решил, что выполнит это задание и уволится, поищет другое издание, где руководству не плевать на людей. А когда приехал к спасателям, сам предложил помощь. Но пока Дмитрий вместе с другими добровольцами под руководством опытного проводника прочесывал лес, он понял, почему редактор не верил в счастливый финал этой истории. Лес был огромный, густой, изрезанный широкими, извилистыми ручьями, а под землей тянулись на многие километры то ли ходы, то ли извилистые пещеры, по большей части засыпанные или обрушившиеся. И все чаще Дмитрий слышал от спасателей ужасные фразы, брошенные равнодушным, бесцветным голосом: «Поиски с предсказуемым финалом. Ищем до ночи, потом сворачиваемся, утром поставим на поиски одну группу. Все равно без шансов. В катакомбы хода нет, где искать, непонятно, ночи холодные. Если сейчас жив, к утру замерзнет».