Лисы Аляски
Шрифт:
Люсьен! Ему хотелось забыть о ней, забыть обо всем, что она говорила, хотя он понимал, что, если это произойдет, он непременно попадет в какой–нибудь переплет. Однако он обладал сильным характером и потому решил порвать со всем, что ему мешало…
Капитан подвинул Харрису сухой паек:
— Ты плохо ешь, Боб, что с тобой? Продуктов у нас достаточно: хватит на три недели.
— Наше пребывание на льдине может продлиться гораздо дольше.
Снаружи свистел ветер. Харрис достал плитку шоколада и безо всякого аппетита начал жевать. При этом он внимательно рассматривал свою левую руку, сравнивая ее с правой, но пока никакой разницы не видел. Рана, которую он нанес себе вчера, оказалась не особенно глубока. Он сразу продезинфицировал ее и заклеил пластырем, однако непонятно почему перестал ощущать левую руку. Казалось, все должно быстро зажить… Но он почему–то чувствовал тяжесть в голове, его вдруг начало знобить. Если он простудился, это не так уж страшно. Надо только принять что–нибудь из лекарств.
Харрис решил вскипятить воду и приготовить грог. А когда напиток будет готов, он попросит Джима сделать ему инъекцию пенициллина.
— Три недели, то есть двадцать одни сутки? — уточнил Хестер. — Вы считаете, что нам…
— Я ничего не считаю, — перебил его офицер. — Все будет зависеть от погоды и от того, сможем ли мы уточнить наше местонахождение. Если, конечно, нам не удастся установить радиосвязь…
— Но наш «ящик» прочно вмерз в лед, — возразил штабс–сержант, не совсем понимая, о чем ведут речь офицеры. Однако его медлительный ум отметил, что они не исключают возможности вступить в переговоры с русскими. Правда, они говорили об этом со смехом, но шутить на подобную тему не полагалось. Тут он вспомнил, что майор Горрелл просил его обращать внимание на все. Может, эти шутки и есть то самое, что имел в виду майор?
Капитан Лесли, безусловно, превосходный летчик, но какой–то странный. «Держите с ним ухо востро, — предупреждал Хестера майор. — Он дружит с лейтенантом Харрисом и потому будет с ним откровенен…»
«Нет, капитан Лесли не собирается сдаваться русским…» — решил Хестер, толком не сознавая, почему пришел к такому заключению.
После полудня капитан Лесли покинул самолет, чтобы произвести небольшую разведку. Сколько сейчас времени, он точно не знал, так как летом в этих широтах день мало чем отличался от ночи. Когда они вчера пересекали меридиан, на котором расположен Омск, бортовые часы показывали пятнадцать часов десять минут. Разница с местным временем составляла шесть часов, следовательно, сегодня она равняется примерно семи часам. Подобные различия во времени близ Северного полюса не столь важны. Да и вообще здесь, у вершины Земли, некоторые величины и понятия утрачивали свое первоначальное значение. Облако, которое капитан Лесли догнал вчера на своем самолете, сегодня, как ни странно, уже не волновало его.
Осторожно спускаясь по металлической лестнице на лед, он вдруг осознал всю сложность положения, в котором оказался. Из летчика, способного делать на своей машине шестьсот миль в час, он превратился в человека, потерпевшего кораблекрушение и высадившегося на островок, дрейфующий в море со скоростью одна миля в час, да еще в неизвестном направлении.
Покидая самолет, капитан прихватил с собой охотничье ружье и дюжину патронов в надежде подстрелить какую–нибудь птицу. Неплохо было бы подарить потом эту птицу Бренде как воспоминание о собственных приключениях. Он был уверен, что девушка сделает из нее чучело и станет показывать друзьям.
Капитан не спеша обошел самолет и убедился в его исправности. Боб Харрис, надо признать, посадил машину на лед мастерски. Допусти он малейшую ошибку, и самолет превратился бы в груду обломков, а они сами в изуродованные трупы. К счастью, этого не произошло. Теперь ветряной двигатель работает безупречно и у них есть теплое убежище.
Шасси самолета к этому времени вмерзло в лед довольно крепко, хотя не так глубоко, как он полагал. Сколько же времени пройдет, пока колеса полностью не увязнут в снегу. Видимо, не менее трех недель. Как раз на столько им хватит имеющегося у них продовольствия.
Капитан осмотрелся по сторонам. Льдина, на которую они сели, оказалась довольно ровной и вполне пригодной для того, чтобы на нее мог приземлиться транспортный самолет с небольшой посадочной скоростью, тем более если у него вместо колес будут лыжи. А вертолету сесть здесь вообще не составит труда. Только каким образом он сможет долететь сюда, если стартовать ему придется с базы, расположенной на Аляске?
Шагая против ветра, капитан вскоре добрался до края льдины, о которую разбивалась темная, почти черная вода. Здесь вообще доминировали в основном два цвета — белый и черный.
На расстоянии не более четверти мили торжественно плыла еще одна льдина, а все остальное пространство было покрыто ледяной кашей или обломками льдин различной величины и конфигурации, которые то и дело сталкивались и наползали друг на друга. Края их, должно быть, от частых столкновений казались утолщенными, а некоторые льдины были похожи на пирожные. Большинство из них были невелики по размеру и вряд ли выдержали бы человека. Во всяком случае, о том, чтобы добраться до другой большой льдины, не окунувшись в ледяную купель, нечего было и мечтать. А окунувшись туда, вряд ли выберешься живым. И даже если погода вдруг улучшится, они все равно не смогут покинуть «Сон дьявола». Правда, в их распоряжении имелась надувная лодка, однако в настоящее время они вынуждены были довольствоваться своей льдиной.
Льдина возвышалась над поверхностью воды дюймов на двадцать. Капитан замерил ее высоту, лежа на животе, а чтобы не ошибиться, повторил замеры несколько раз. Он знал, что из воды обычно выступает лишь восьмая часть всей льдины, а зная это, нетрудно было высчитать общую толщину. Она составляла примерно сто шестьдесят дюймов. Он слышал, что такая толщина считается довольно большой (более толстых льдин вроде бы вообще не существует). И наросла она, скорее всего, не за один год. При средней температуре минус двадцать градусов за пять месяцев могла образоваться льдина вдвое тоньше. Чем толще становится льдина, тем медленнее она намерзает, а под конец процесс намерзания совсем замедляется. Да еще полярное солнце каждое лето как бы слизывает своими лучами с ее поверхности до сорока дюймов. Это не утешало, тем более что сам процесс был всесторонне изучен учеными и уложен в сжатую математическую формулу, хорошо известную всем пилотам на Айси кейп.
Лесли оглянулся. Ветер дул ему в спину, и идти было легко. Капитан знал, что иногда льдины раскалывались почти пополам, но эта махина внушала ему доверие. Прикладом ружья он ударил по замерзшей луже — внизу находился слой мягкого снега толщиной четыре дюйма. Значит, тридцать шесть часов назад здесь еще светило солнце. Что ж, они прилетели слишком поздно. Впрочем, так часто бывает в жизни. Ничего, выше голову. Настанет же день, когда погода улучшится.
Настанет день… Лесли смутно чувствовал, что утрачивает работоспособность. Безбрежная белая пустыня медленно, но неотвратимо парализовывала его волю.
Заметив чайку, капитан выстрелил в нее и промахнулся. Одинокий выстрел прозвучал как–то особенно резко. Чайка сидела слишком далеко, и ветер раздувал ее перья. Затем она противно вскрикнула и полетела. Этот промах не огорчил капитана: такие чайки встречались повсюду, а ему хотелось подарить Бренде какую–нибудь редкую птицу, обитающую только в Арктике. Девушка должна почувствовать, что он думал о ней.
Бренда! Юное белокурое создание, милое и беспомощное, с бархатистыми, как кожура спелого персика, щеками и губками, с которых в любую минуту готово сорваться возражение. Именно такой она и осталась в памяти капитана, хотя он, вероятно, был не совсем прав. Ему почему–то никак не удавалось представить, что со временем она превратится в сухую стандартизованную американку, которая будет неустанно подстрекать честолюбивого супруга быстрее продвигаться по службе.