Литература 7 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 1
Шрифт:
Подумайте, почему тут соседствуют «четкий почерк» и «бешеный слог», что стоит за этим сочетанием.
Новелла заканчивается словами: «Читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку». Пушкин прав, любое описание после всего рассказанного им – излишне. Созданный им художественный мир настолько зрим и жизнен, что читатели без труда представляют себе все происшедшее, словно сами были его свидетелями.
Барышня-крестьянка
Во всех ты, Душенька, нарядах хороша.
В одной из отдаленных наших губерний находилось имение [145] Ивана Петровича Берестова. В молодости своей служил он в гвардии, вышел в отставку в начале 1797 года, уехал в свою деревню и с тех пор он оттуда не выезжал. Он был женат на бедной дворянке,
145
Имение – поместье, земельное владение с помещичьим хозяйством.
146
Отъезжее поле – дальнее поле для охоты.
147
«Сенатские ведомости» – название газеты.
Промотав в Москве большую часть имения своего и на ту пору овдовев, уехал он в последнюю свою деревню, где продолжал проказничать, но уже в новом роде. Развел он английский сад [148] , на который тратил почти все остальные доходы. Конюхи его были одеты английскими жокеями. У дочери его была мадам англичанка. Поля свои обрабатывал он по английской методе:
Но на чужой манер хлеб русский не родится [149] ,
148
Английский сад – различаются геометрически правильный французский сад и, подобный естественному лесу, английский сад.
149
«Но на чужой манер хлеб русский не родится» – цитата из сатирического произведения русского поэта и драматурга, старшего современника A. С. Пушкина, A. A. Шаховского.
и несмотря на значительное уменьшение расходов, доходы Григорья Ивановича не прибавлялись; он и в деревне находил способ входить в новые долги; со всем тем почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунский совет [150] : оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым. Из людей, осуждавших его, Берестов отзывался строже всех. Ненависть к нововведениям была отличительная черта его характера. Он не мог равнодушно говорить об англомании своего соседа и поминутно находил случай его критиковать. Показывал ли гостю свои владения, в ответ на похвалы его хозяйственным распоряжениям: «Да-с! – говорил он с лукавой усмешкою, – у меня не то, что у соседа Григорья Ивановича. Куда нам по-английски разоряться! Были бы мы по-русски хоть сыты». Сии и подобные шутки, по усердию соседей, доводимы были до сведения Григорья Ивановича с дополнением и объяснениями. Англоман выносил критику столь же нетерпеливо, как и наши журналисты. Он бесился и прозвал своего зоила [151] медведем и провинциалом.
150
Опекунский совет – учреждение в России, ведавшее делами попеченья о вдовах, сиротах и дававшее деньги в кредит под залог имения.
151
Зоил – злой, завистливый критик. Произошло от имени человека, осуждавшего древнегреческого поэта Гомера.
Таковы были сношения между сими двумя владельцами, как сын Берестова приехал к нему в деревню. Он был воспитан в *** университете и намеревался вступить в военную службу, но отец на то не соглашался. К статской службе молодой человек чувствовал себя совершенно неспособным. Они друг другу не уступали, и молодой Алексей стал жить покамест барином, отпустив усы на всякий случай.
Алексей был в самом деле молодец. Право было бы жаль, если бы его стройного стана никогда не стягивал военный мундир, и если бы он, вместо того чтобы рисоваться на коне, провел свою молодость, согнувшись над канцелярскими бумагами. Смотря, как он на охоте скакал всегда первый, не разбирая дороги, соседи говорили согласно, что из него никогда
Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни почерпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание. Конечно, всякому вольно смеяться над некоторыми их странностями, но шутки поверхностного наблюдателя не могут уничтожить их существенных достоинств, из коих главное: особенность характера, самобытность (individualite), без чего, по мнению Жан-Поля [152] , не существует и человеческого величия. В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование; но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы. Сие да будет сказано не в суд, и не во осуждение, однако ж nota nostra manet [153] , как пишет один старинный комментатор.
152
Жан-Поль – псевдоним немецкого философа конца XVIII – начала XIX в. Рихтера И.
– П.
153
Наше замечание остается в силе (лат.).
Легко вообразить, какое впечатление Алексей должен был произвести в кругу наших барышень. Он первый перед ними явился мрачным и разочарованным, первый говорил им об утраченных радостях и об увядшей своей юности; сверх того носил он черное кольцо с изображением мертвой головы. Все это было чрезвычайно ново в той губернии. Барышни сходили по нем с ума.
Но всех более занята была им дочь англомана моего, Лиза (или Бетси, как звал ее обыкновенно Григорий Иванович). Отцы друг ко другу не ездили, она Алексея еще не видала, между тем как все молодые соседки только об нем и говорили. Ей было семнадцать лет. Черные глаза оживляли ее смуглое и очень приятное лицо. Она была единственное и следственно балованное дитя. Ее резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу» [154] , получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России.
154
«Памела» – роман английского писателя Ричардсона о добродетельной служанке.
За Лизою ходила Настя; она была постарше, но столь же ветрена, как и ее барышня. Лиза очень любила ее, открывала ей все свои тайны, вместе с нею обдумывала свои затеи; словом, Настя была в селе Прилучине лицом гораздо более значительным, нежели любая наперсница [155] во французской трагедии.
– Позвольте мне сегодня пойти в гости, – сказала однажды Настя, одевая барышню.
– Изволь; а куда?
– В Тугилово, к Берестовым. Поварова жена у них именинница и вчера приходила звать нас отобедать.
155
Наперсница – любимица, пользующаяся особым доверием.
– Вот! – сказала Лиза, – господа в ссоре, а слуги друг друга угощают.
– А нам какое дело до господ! – возразила Настя, – к тому же я ваша, а не папенькина. Вы ведь не бранились еще с молодым Берестовым; а старики пускай себе дерутся, коли им это весело.
– Постарайся, Настя, увидеть Алексея Берестова, да расскажи мне хорошенько, каков он собою и что он за человек.
Настя обещалась, а Лиза с нетерпением ожидала целый день ее возвращения. Вечером Настя явилась.
– Ну, Лизавета Григорьевна, – сказала она, входя в комнату, – видела молодого Берестова: нагляделась довольно; целый день были вместе.
– Как это? Расскажи, расскажи по порядку.
– Извольте-с; пошли мы, я, Анисья Егоровна, Ненила, Дунька…
– Хорошо, знаю. Ну потом?
– Позвольте-с, расскажу все по порядку. Вот пришли мы к самому обеду. Комната полна была народу. Были колбинские, захарьевские, приказчица с дочерьми, хлупинские…
– Ну! а Берестов?
– Погодите-с. Вот мы сели за стол, приказчица на первом месте, я подле нее… а дочери и надулись, да мне наплевать на них…
– Ах, Настя, как ты скучна с вечными своими подробностями!