Литература 7 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 2
Шрифт:
– Поезжай, поезжай, Мария! Да только от жениха подальше садись, а то чего доброго с невестой перепутает.
Председатель говорил от души. Он всегда любовался Марией и втайне завидовал тому, кому достанется это сокровище. Красавицей, может, и не назовешь, и ростом не очень вышла, но веселья, но задора – на семерых. И работница… За свои сорок пять лет такой не видывал. Три бабенки до нее топтались на телятнике, и не какая-нибудь пьяная рвань – семейные. И все равно телята дохли. А эта пришла – еще совсем-совсем девчонка, но в первый же день: «Проваливайте! Одна справлюсь». И как почала-почала шуровать, такую революцию устроила – на телятник стало любо зайти.
Мария вернулась через три дня. Мрачная.
– Да ты что, – попробовал пошутить председатель, – перепила на свадьбе?
– Не была я на свадьбе, – отрезала Мария и вдруг с яростью, со злостью выбросила на стол свои руки: – Куда я с такими крюками поеду? Чтобы люди посмеялись?
Председатель ничего не понимал.
– Да чего не понимать-то? Зашла на аэродроме в городе в ресторан – перекусить чего, думаю, два часа еще самолет на Мурманск ждать, ну и пристроилась к одному столику – полно народу: два франта да эдакая фраля [188] накрашенная. Смотрю, а она и есть перестала. – И тут Мария опять сорвалась на крик: – Грабли мои не понравились! Все растрескались, все красные, как сучья, – да с чего же им понравятся?
188
Фраля – здесь: краля.
– Мария, Мария…
– Все! Наробилась [189] больше. Ищите другую дуру. А я в город поеду красоту на руки наводить, маникюры… Заведу, как у этой кудрявой фрали.
– И ты из-за этого… Ты из-за этих пижонов не поехала на свадьбу?
– Да как поедешь-то? Фроська медсестрой работает, жених офицер – сколько там будет крашеных да завитых? А разве я виновата, что с утра до ночи и в ледяную воду, и в пойло, и навоз отгребаю… Да с чего же у меня будут руки?
189
Наробилась – наработалась.
– Мария, Мария… у тебя золотые руки… Самые красивые на свете. Ей-богу!
– Красивые… Только с этой красотой в город нельзя показаться.
Успокоилась немного Мария лишь тогда, когда переступила порог телятника.
В семьдесят пять глоток, в семьдесят пять зычных труб затрубили телята от радости.
Когда делаешь по совести
В пятьдесят втором году после окончания ветеринарного института Аркадия Стрельникова направили на Новгородчину старшим ветврачом зоны МТС [190] .
190
МТС – машинно-тракторная станция.
Время было трудное – послевоенное лихолетье! – многие колхозы дышали на ладан [191] , а у него, ветврача, одна присказка, один разговор: сдавай мясо! Да мясо товарное – говядину.
Однажды Стрельников приехал в колхоз – председатель сидит за столом, по уши зарывшись в бумаги.
– Что за новая игра в бумажки? По мясу всех обскакал? – Стрельников, несмотря на свой возраст, умел страх нагнать – быстро «поставил голос».
– Эти бумажки – смертный приговор колхозу, – вздохнул председатель.
191
Дышали на ладан – находились при смерти.
– Смертный приговор?
– Да. Заявления от колхозников. Коров да телок просят. – И тут председатель,
– Ты мне Лазаря-то не пой [193] ! – начал было Стрельников с привычной фразы (не впервой приходится вправлять мозги) и вдруг прикусил язык, ибо председатель, как бы защищаясь от него, поднял руку, и вместо руки у него оказался пустой рукав.
192
Сотки – отведенный колхознику в личное пользование участок земли.
193
Лазаря-то не пой – не заговаривай зубы, не жалуйся.
Стрельников сел и долго сидел, со стороны, сбоку приглядываясь к худому, нездоровому лицу председателя.
– Слушай, – сказал он наконец, – а у колхозников, которые просят коров да телок, есть в личном хозяйстве свиньи да овцы?
– У кого есть, а у кого нету.
– А нельзя так сделать: вместо крупного рогатого скота сдать в госзакуп мелкий?
– Нельзя. По плану: говядина. Разве только ты как старший ветврач бумагу выдашь: колхоз, дескать, сдал то, что надо.
Стрельников выдал бумагу, а через день его вызвали на бюро райкома. Заявление: старший ветврач Стрельников разрешил отдать коров колхозникам, а государству вместо высококачественной говядины всучил какую-то свинину и недозрелую баранину. Одним словом, обман, антигосударственная практика! (Кстати, заявление, как потом выяснилось, накатал один из колхозников, которому не досталось коровы).
Секретарь райкома темной тучей навис над молодым ветврачом: отвечай! И от членов бюро несло крещенским холодом. И Стрельников в первую минуту перепугался насмерть, а потом вдруг вспомнил председателя с обрубком вместо руки и просто озверел:
– Это накормить-то крестьянских детишек молоком антигосударственная практика? Да зачем же нас с вами сюда прислали? Разве не для того, чтобы крестьянские дети молоко ели? Или вам плевать на крестьянских детей, поскольку сами получаете молоко с базы? Нет, то, что я сделал, это не антигосударственная практика, а единственно государственная и народная практика!
Сказал – и не вышел, а вылетел вон.
Члены бюро уставились на первого секретаря: что сделает тот? Сейчас, сию минуту, позвонит куда следует или покамест распорядится, чтобы заготовили приказ о снятии Стрельникова?
А первый сидел-сидел, смотрел-смотрел в стол и вдруг сказал:
– Будем считать, что никакого заседания бюро у нас сегодня не было.
Прошло, наверно, с полмесяца. Многие сослуживцы перестали разговаривать со Стрельниковым – на всякий случай, чтобы не погореть заодно с ним. А сам Стрельников назло всем ходил по передней улице мимо райкома. Смотрите! Не боюсь!
И вот однажды, когда он так среди бела дня рысил мимо райкома, оттуда вдруг вышел секретарь со своим синклитом.
– Стрельников, чего не здороваешься?
– А чтобы не подумали, что подлизываюсь к вам, – с вызовом ответил Стрельников.
– Вот как! – усмехнулся секретарь. – Ну коли ты не хочешь подойти, я сам к тебе подойду, – и на виду у всех через грязную дорогу прошлепал к Стрельникову.
Подошел, протянул руку:
– Правильно выступил. Мы действительно подзабыли, для чего живем. Я, брат, из беспризорников и знаю, что такое голод. Работай. Но серость свою не показывай. Со старшими надо здороваться.