Литература и фольклорная традиция, Вопросы поэтики
Шрифт:
Постепенно с течением веков, круг авторских интересов индивидуализируется, хотя на первых порах эта индивидуализация довольно условна и сводится к своеобразию местному, профессиональному и т. п. Если в XII веке игумен Даниил сообщает в своем "Хождении": "...финици мнози стоят висоци и по градищу тому, яко лЕс частый"1, то в "Хождении за три моря", памятнике XV века, у купца Афанасия Никитина читаем: "...фуники кормят животину, батман по 4 алтыни"2.
В дальнейшем, с возрастанием роли авторской индивидуальности, ракурс повествования становится все более определенным, а его устойчивость (или изменчивость) на протяжении произведения - все более значимой в структурном отношении.
Вопрос о ракурсе изображения требует, наряду с проблемой художественного времени, специального рассмотрения; хотелось бы только обратить внимание на постоянную взаимосвязь и взаимозависимость этих двух структурных компонентов. Так, если жанр
Событийное время
Начнем с рассмотрения наиболее близкого к поверхности временного структурного слоя. События в художественном произведении характеризуются определенной временной протяженностью. Уже в заглавиях сказываются авторские принципы отбора реального времени: "Утро помещика", "Ночь. полководца", "Сорок лет" - подзаголовок "Жизни Клима Самгина", "Девять дней одного года" и т. п.
Время как длительность, или событийное время (остановимся на этом термине; в том же, или примерно в том же смысле употребляют еще термин "фабульное время") характеризуется такими признаками, как продолжительность, прерывность или непрерывность, конечность или бесконечность, замкнутость или открытость.
Под продолжительностью событийного времени имеется в виду дистанция между, первым и последним (по времени) событием, изображенным в тексте. Поскольку событийное время "Может быть представлено либо на всей его протяженности (непрерывно), либо лишь в определенные, разделенные промежутками моменты (дискретно), целесообразно говорить о непосредственно событийном времени и промежуточном событийном времени. Так, в заглавии фильма "Девять дней одного года" содержится указание на то, что событийное время равно году, причем непосредственно событийное время составляет девять дней (фактически какие-то отрезки каждого из этих дней), остальное приходится на временные цезуры промежуточное событийное время. Насколько своеобразно и подчас неожиданно (может быть, и для самих авторов) проявляются во временной структуре традиции, можно судить по тому, что, согласно подсчетам А. Ф. Лосева, событийное время "Илиады"-51 день, однако непосредственно "в "Илиаде" изображаются только 9 дней из последнего года Троянской войны"4.
(В фольклоре временные отрезки известной продолжительности обретают конкретное, заранее обусловленное значение, варьируемое в рамках отдельных жанров. {Волшебная сказка охватывает обычно определенный этап жизни героя-от рождения или от юности, но непременно до его женитьбы5, в то время как русская былина или сербская героическая песня воспроизводит один какой-то эпизод из жизни богатыря или юнака, эпизод во всей его полноте, до полной фабульной развязки. Баллада в такой полноте в изображении действия не нуждается, фабульная развязка может подчас как бы сжиматься. K примеру, чешская баллада (стадиально, по-видимому, более ранняя) нередко прибегает в финалах к помощи правосудия в тех случаях, когда в ее русских параллелях фабульную развязку заменяет нравственное осуждение виновных. По существу это означает "некоторый отказ от исключительной фабульности и переход к изображению внутренних сторон жизни, что несомненно представляет большой шаг вперед" 6. В области поэтики это влечет за собой, в числе прочего, сокращение, точнее-уплотнение событийного времени.
Фольклор обращается к традиционным конфликтам, и начальная ситуация в сказке, балладе или лирической песне может, в принципе, совпасть. Так, по наблюдению Л. М. Соловей, с того, что мачеха дает падчерице невыполнимые задания, могут начинаться в белорусском фольклоре и баллада, и сказка7. Различаются не столько начала, сколько концы. Наблюдается закономерность: размер произведения, принадлежащего к тому или иному фольклорному жанру, находится в прямой зависимости от характера присущей этому жанру развязки. чем идеальнее решение,
Промежуточное время в героическом фольклорном повествовании характеризуется весьма определенно, причем продолжительность "паузы" выражается при помощи сакральных чисел (тройка, семерка, девятка, сорок, тысяча). Нетрадиционные цифры придавали бы изображаемому ту конкретность, единичность, которая эпосу противопоказана. Немецкий ученый Мейер говорил, что эпическое повествование не боится тысяч и миллионов, но такая цифра, как, например, 41, ему противопоказана8.
Что перед нами категории все же не столько количественно-временные, сколько качественно-смысловые, об этом говорит употребление одних и тех же чисел и при определении продолжительности времени и при установлении количества персонажей, сообща выполняющих одно и то же действие (числа 3, 7, 9, 12, 40) и в ряде других случаев. Следует учитывать, что существенную роль здесь играет и национальная (или региональная) традиция.,. Так, у поляков, "если кто-нибудь едет на войну, то всегда на 7 лет". Я. С. Быстронь полагает, что у других восточноевропейских народов в подобных случаях семерку заменяет девятка9. Это не совсем верно, хотя неточность польского исследователя понятна. В польском фольклоре не представлен героический эпос; у тех же народов, у которых он существует, в ряде случаев между эпическими и лирическими (либо лиро-эпическими) произведениями намечаются расхождения. В болгарской девичьей песне девушка ожидает милого 9 лет, но для гайдуцкого эпоса характерно число семь10. Таким образом война длится семь лет (эпос), однако герой возвращается с войны через девять лет (лирика). Здесь нет логики, но есть традиция, нет длительности, протяженности11 времени, но есть его качество. Русский богатырь может быть в походе три года, либо шесть лет-"друго три", либо, наконец, "друго шесть"-двенадцать лет. В сербских героических песнях всякий попавший в руки врага находится в неволе 9 лет и 7 месяцев, даже если это известный исторический деятель, и документально зафиксирован иной (обычно-намного меньший) срок его пребывания в плену12. Варьирование сакральных чисел в зависимости от национальных традиций подчеркивает их условный характер, причем во всех случаях сроки явно превышают реальные.
Иное дело - непосредственно событийное время. В. Я. Пропп заметил, что "в эпосе дело обрисовывается так, будто татары появились всего один раз и сразу же были изгнаны из пределов Руси"13. Один былинный день равен по значению целой эпохе. Эта своеобразная "теория относительности" продиктована, несомненно, активным характером героя, преодолевающего преграды благодаря собственным усилиям, не надеясь на чудесных помощников и покровителей, без которых герой волшебной сказки обойтись не может. При этом промежуточное событийное время - время между изображаемыми событиями, в героическом эпосе, как правило, растягивается, тогда как непосредственно событийное время-сжимается.
В сказке трансформация событийного времени обусловлена не столько деяниями ее героя, сколько иными, внешними по, отношению к герою обстоятельствами. Подчас время бездействия сказочного героя оказывается временем активности его помощников. Отсюда особая роль ночного времени в сказке. Вообще сон - один из наиболее часто применяемых приемов преодоления временных пауз в жизни персонажа. На этот случай есть и специальная сказочная формула: "долго спали, скоро встали". Если Ивану-царевичу невеста Русая Руса предсказана еще в детстве, то до встречи с нею он трижды "три года проспал,-опять пробуждался" (просто сослаться на прежнее предсказание, повернуть время вспять сказка не может). Впрочем, чаще всего это "долго" не конкретизируется вовсе.
Нередко промежуточное время в сказке-это время, потраченное на преодоление пространства, и оно также имеет значение не столько само по себе, в силу своих специфических качеств, сколько играет роль некоего семантического переключателя, и продолжительность его подчеркнуто неопределенна: "долго ли, коротко ли...".
Если в волшебной сказке и встречается точное обозначение продолжительности действия, то оно имеет не количественный, а качественный смысл14. Стоит не посчитаться с этим - и сказочная традиция тотчас же окажется нарушенной, как это случилось, например, с современной сказочницей А. И. Корольковой (сказка "Сивка-Бурка"): "Так он вставал дня три"15. Заменив "три дня" (в смысле "трижды") на чисто временное "дня три", сказочница допустила явную оплошность, ибо важна здесь не продолжительность-суть в троекратном повторении, при котором последний (в данном случае-третий) этап качественно противоположен всем предыдущим. (Оплошность, вызванная, кстати, как раз пониманием того, что точное временное обозначение-ровно три-сказке ни к чему 16.