Литература. 8 класс. Часть 2
Шрифт:
Марька подает знак окружающим молчать о его ошибке: платье на ней розовое.
Вижу черную ленточку на горле. И с левой стороны локон на бровку упал.
Все аплодируют прозорливости слепого. Марька суеверно касается черной бархотки на шее, отводит назад прядку волос со лба.
Дашенька. Ладно, приступай к работе, гармонист… ребятам покружиться охота. А то скоро и свет выключат…
Тимоша. Погоди, тетя Даша. Долго думал, что вам подарить, но… к сожаленью, мало чего
Шумит бумага, и затем из громадного свертка в Тимошиной руке показывается ослепительная на длинном черенке алая роза. Шелест восторженных восклицаний кругом: «Смотри, живая!» – «И даже роса на ней…» – «Мальчишки, ведь зима же, почти зима на дворе». – «Он, верно, душу черту заложил!» Старшие тоже подходят взглянуть на подношение слепого. Марька медлит, пятится, молчит.
Непряхин. Бери, не стесняйся, дочка… Нет ничего на свете щедрей солдата.
Дашенька. Забирай, девушка, должность ихняя такая, кавалерская. (Марье Сергеевне.) Мой-то, бывалошнее дело, всё лимоны подносил. Положит на стол и вздыхает, аромат на все общежитие. Знал, окаянный, чем сердце женщины покорить.
Тимоша (тихо и внятно, про розу). Не бойтесь ее, она скоро завянет… возьмите, Марька!
С погасшим лицом Марька принимает смутительный дар. Спеша на выручку дочери, Марья Сергеевна вскоре отберет его – подивиться, понюхать это не по сезону чудесное явление природы.
Вот я и готов к исполнению обязанностей. (В полушутку.) Теперь ведите, где он тут… мой железный стульчик?
Марья Сергеевна. Видать, придется нам, милый Тимоша, до следующего раза танцы отложить. Да и молодежь вон по домам собралась…
Дашенька. На последний автобус торопятся. Жалость такая: вроде и разрезание посмотреть не терпится, да и грязищу-то неохота мерить эку даль!
Часть молодежи схлынула в прихожую одеваться.
<…> Кареев. …Однако же примите от путешественников признательность за гостеприимство… и жаль, что у вас обеих такая, видимо, врожденная неприязнь к Памиру. (Взглянув на часы.) Вы готовы к отбытию, незаурядный сын мой?
Тот давно уже держит наготове отцовское пальто. Судя по тишине в прихожей, гости без прощанья побежали на последний автобус. Краем своего теплого платка прикрыв плечо прильнувшей сбоку дочки, Марья Сергеевна улыбкой прощается с молодостью… Свет предупредительно гаснет три раза.
И вот уж ночь стучится в жизнь.
Марья Сергеевна. Нет, еще целых пять минут нам осталось.
Кареев. Что же, величайшие события истории укладывались в пять минут. (Со значением, для Марьки.) При желании это целая груда времени…
Марья Сергеевна. …иногда, пожалуй, даже нестерпимая,
Юлий. Вот до самого отъезда я и буду вам напоминать звонком о каждой дольке… можно?
Церемонный поклон, и Кареевы уходят, провожаемые до порога. Пауза, и чуть позже, спохватившись при виде раскиданного факирского инвентаря, мать и дочь с запоздалым сожаленьем взирают друг на дружку.
Марья Сергеевна. Что же мы наделали-то, Марька?.. Можно было и Рахуму в пролетку к ним приладить. Марк Семенович, где вы там?
Они спешат на его голос, и тогда шевеленье в углу, за жардиньеркой, напоминает нам о Тимоше; забытый, он ждет там своего часа, откинувшись затылком к стене. Что-то, не только холод из распахнутой двери в прихожей, заставляет его выйти на опустелую сцену, где уже стоит Березкин с его шинелью на руке.
Тимоша (шепотом). Время, полковник?
Березкин. Одевайся, солдат… отдохнули на привале, и в дорогу. Ни зги кругом… ни плачущих, ни провожатых: хорошо. (Про рукав.) Теперь другой…
Правильно разгадав шарящее Тимошино движенье, он из-за спины, по праву тени, останавливает поиск слепого.
Кроме горсти пепла – ничего с собою. В дорогу к звездам надо отправляться налегке.
Тимоша. Проститься…
Березкин (сзади и в самую душу). Не мешай ей, солдат. Сейчас ее увезут в золотой карете… и до первых, скорых слез она не вспомнит о тебе ни разу. Не расплещи своего горя, солдат, оно поведет тебя в зенит… и до самой ночки своей она будет глядеть тебе вслед заплаканными глазами. <…>
Гости разошлись. Марья Сергеевна с дочерью остаются одни.
Марька. Посидим еще немножко… люблю глядеть на первый снежок, хорошо. (Вдруг.) Интересно, а на Памире большие бывают снега?.. Ведь это правильно, мамка, что я от поездки отказалась, правда?
Мать и дочь пережидают, пока кончится повторная серия настойчивых звонков.
Скажи мне хоть что-нибудь, мамка!
Марья Сергеевна. Ты сама должна решать, Марька. И я вовсе не отговариваю тебя, но… прикинь заранее, хватит ли твоих силенок на эту ношу.
Марька. Но ты же несешь свою, вот и я буду… Хотя все равно разлучаться нам с тобой. Правда, обсерватория Тимоше не нужна теперь, зато потребуются, наверно, трудные, главные книги. (Убежденно.) И знаешь, мы с ним будем двое самых трудолюбивых на свете. Уж во всем городе погаснут окна, а еще будет светиться наш чердак. И мы всего добьемся, потому что он сильный и ничего теперь не боится… ни тьмы, ни войны, ни смерти.
Опять звонки, заключительные.