Вот как начинает повествование о Жуковском в своем замечательном биографическом романе Борис Зайцев: «Ока берет начало несколько южнее Орла… На полпути между Орлом и Калугою протекает через уездный городок Белев… Ничего выдающегося, но хороший край, Окою украшенный… В необъятной России как бы область известной гармонии – те места Подмосковья, орловско-тульско-калужские, откуда чуть не вся русская литература и вышла.
А всего в трех верстах от Белева, в том же соседстве Оки, неторопливо-прозрачной, село Мишенское, в конце XVIII века принадлежавшее Афанасию Ивановичу Бунину, одно из многих его поместий. Все здесь широкого размаха: огромный дом с флигелями, оранжереи, пруды, парк, роща дубовая… Просторная, бессвязная, во многом бестолковая помещичья жизнь».
Василий Андреевич Жуковский был внебрачным сыном Бунина и пленной турчанки Сальхи, которую привез в поместье один из воинов: воин принадлежал Бунину, а пленная турчанка – воину. Он и передал ее хозяину, и молодая женщина стала няней младших дочерей помещика, а потом и матерью незаконного сына.
В доме Буниных устраивались литературно-музыкальные вечера. Известно, что зимой 1795 года, когда Васе было 12 лет, на домашней сцене была поставлена написанная им пьеса «Камилл, или Освобожденный Рим», в которой он был и автором, и режиссером, и актером.
Но вот Жуковский – ученик Благородного пансиона при Московском университете (1797–1800). Он выбирает себе гуманитарные предметы, становится председателем литературного общества, на заседания которого приходили и знаменитые литераторы: Карамзин, Дмитриев.
Среди богатых и знатных по своему происхождению однокашников он, казалось бы, должен был потеряться. Но этого не происходило: чувство такта, умение расположить к себе людей жило в юноше с малых лет. Товарищи его любили, а он умел себя поставить доброжелательно и независимо: духовная его одаренность всеми не только признавалась, но и ценилась. Он был из тех
редких людей, доброжелательность которых вызывает столь же ясное и открытое чувство у окружающих.
«Его первые шаги в литературе не были трудны. Печататься начал очень рано, с четырнадцати лет, и без усилий, – пишет Б. Зайцев. – Он возрастал в тишине и труде, в воздухе культуры, любви к поэзии». Окончив с блеском пансион, Жуковский вынужден занять должность канцелярского служащего, но все свои силы и досуг отдает литературе. И вот в лучшем журнале той поры, который издавал Карамзин, появляется его стихотворение «Сельское кладбище» (1802) – перевод элегии английского поэта Т. Грэя, затем другие стихи.
Теперь он признан как замечательный поэт. Очень скоро Жуковский становится другом и помощником молодых поэтов, и в первую очередь юного Пушкина. Всем сверстникам были памятны дружелюбные строки, которые Пушкин написал на двери комнаты Жуковского, – это «Записка к Жуковскому».
Штабс-капитану, Гёте, Грею,Томсону, Шиллеру привет!Им поклониться честь имею,Но сердцем истинно жалею,Что никогда их дома нет.
1810–1820-е годы – расцвет творчества поэта. Его «стихов пленительная сладость» вызывала благодарный отклик современников. Лирика, баллады, переводы были популярны: его называли «балладником», он был бесспорным мастером перевода. О своем творчестве Жуковский писал: «У меня почти все или чужое или по поводу чужого, и все, однако, мое».
Активное участие в судьбах окружающих людей, мгновенный отклик на чужую беду у него неразрывно связаны с чувством любви к природе, к родине и ее заботам. Стоит назвать его «Певца во стане русских воинов» – произведение, которое воспевает героев Отечественной войны 1812 года. Десятилетия в стране исполнялся гимн России, слова которого были созданы Жуковским.
С 1826 года он становится воспитателем будущего царя Александра II и занимает это место в течение пятнадцати лет. Стремление воспитать в детях из царской семьи любовь к труду вызывало понимание у царственных родителей: на одном из островков на прудах Царского Села дети своими руками построили небольшой, но настоящий жилой кирпичный дом и сами следили за посаженным ими садом. Став взрослыми, они установили на этом острове бюст Жуковского.
В. Г. Белинский писал, что: «Жуковский имеет великое исторические значение для русской поэзии вообще: одухотворив русскую поэзию романтическими элементами, он сделал ее доступною для общества, дал ей возможность развития, и без Жуковского мы не имели бы Пушкина…»
Дружба с Пушкиным порождала своеобразные состязания: так появились две «Спящие царевны», «Сказка о царе Берендее…» и «Сказка о царе Салтане…».
Разговор о жизни Жуковского будет неполным, если не вспомнить о том, как много людей было обязано его хлопотам: он часто поддерживал Пушкина, помог спасению Тараса Шевченко из крепостной неволи и заботился о смягчении участи многих терпевших бедствия людей.
Человек тонко и чутко чувствующий, Жуковский, выросший под звуки громкой лиры Державина, более сочувственно откликался на звуки сентиментальных произведений, но сам-то был, бесспорно, романтиком.
Неудовлетворенность реальной действительностью, стремление противопоставить ей воображаемый мир, полный таинственного и чудесного, – вот что живет в лирике Жуковского, в его стихах, балладах, сказках и переводах.
Среди многочисленных баллад Жуковского, которые были чрезвычайно популярны у читателей той поры, особую роль играла баллада «Светлана». «Критики того времени, – как писал Белинский, – титуловали Жуковского певцом Светланы». В дружеском обществе «Арзамас», в котором он был вместе с Пушкиным, его единогласно именовали «Светланой». Пушкин берет слова из этой баллады как эпиграф к одной из глав «Евгения Онегина», о ней вспоминает и в строках романа, когда говорится о Татьяне («Та, которая грустна и молчалива, как Светлана»)…
Наконец, это единственная баллада Жуковского, в которой есть посвящение. Адресат баллады – Александра Андреевна Воейкова, в девичестве Протасова.
Светлана
А. А. Воейковой
Раз в крещенский вечерокДевушки гадали:За ворота башмачок,Сняв с ноги, бросали;Снег пололи; под окномСлушали; кормилиСчетным курицу зерном;Ярый воск топили;В чашу с чистою водойКлали перстень золотой,Серьги изумрудны;Расстилали белый платИ над чашей пели в ладПесенки подблюдны.Тускло светится лунаВ сумраке тумана —Молчалива и грустнаМилая Светлана.«Что, подруженька, с тобой?Вымолви словечко;Слушай песни круговой;Вынь себе колечко.Пой, красавица: „Кузнец,Скуй мне злат и нов венец,Скуй кольцо златое;Мне венчаться тем венцом,Обручаться тем кольцомПри святом налое“».«Как могу, подружки, петь?Милый друг далёко;Мне судьбина умеретьВ грусти одинокой.Год промчался – вести нет;Он ко мне не пишет;Ах! а им лишь красен свет,Им лишь сердце дышит…Иль не вспомнишь обо мне?Где, в какой ты стороне?Где твоя обитель?Я молюсь и слезы лью!Утоли печаль мою,Ангел-утешитель».Вот в светлице стол накрытБелой пеленою;И на том столе стоитЗеркало с свечою;Два прибора на столе.«Загадай, Светлана;В чистом зеркала стеклеВ полночь без обманаТы узнаешь жребий свой:Стукнет в двери милый твойЛегкою рукою;Упадет с дверей запор;Сядет он за свой приборУжинать с тобою».Вот красавица одна;К зеркалу садится;С тайной робостью онаВ зеркало глядится;Темно в зеркале; кругомМертвое молчанье;Свечка трепетным огнемЧуть лиет сиянье…Робость в ней волнует грудь,Страшно ей назад взглянуть,Страх туманит очи…С треском пыхнул огонек,Крикнул жалобно сверчок,Вестник полуночи.Подпершися локотком,Чуть Светлана дышит…Вот… легохонько замкомКто-то стукнул, слышит;Робко в зеркало глядит:За ее плечамиКто-то, чудилось, блеститЯркими глазами…Занялся от страха дух…Вдруг в ее влетает слухТихий, легкий шепот:«Я с тобой, моя краса;Укротились небеса;Твой услышан ропот!»Оглянулась… милый к нейПростирает руки.«Радость, свет моих очей,Нет для нас разлуки.Едем! Поп уж в церкви ждетС дьяконом, дьячками;Хор венчальну песнь поет;Храм блестит свечами».Был в ответ умильный взор;Идут на широкий двор,В ворота тесовы;У ворот их санки ждут;С нетерпенья кони рвутПовода шелковы.Сели… кони
с места враз;Пышут дым ноздрями;От копыт их подняласьВьюга над санями.Скачут… пусто все вокруг;Степь в очах Светланы,На луне туманный круг;Чуть блестят поляны.Сердце вещее дрожит;Робко дева говорит:«Что ты смолкнул, милый?»Ни полслова ей в ответ:Он глядит на лунный свет,Бледен и унылый.Кони мчатся по буграм;Топчут снег глубокий…Вот в сторонке Божий храмВиден одинокий;Двери вихорь отворил;Тьма людей во храме;Яркий свет паникадилТускнет в фимиаме;На средине черный гроб;И гласит протяжно поп:«Буди взят могилой!»Пуще девица дрожит;Кони мимо; друг молчит,Бледен и унылый.Вдруг метелица кругом;Снег валит клоками;Черный вран, свистя крылом,Вьется над санями;Ворон каркает: печаль!Кони торопливыЧутко смотрят в темну даль,Подымая гривы;Брезжит в поле огонек;Виден мирный уголок,Хижинка под снегом.Кони борзые быстрей,Снег взрывая, прямо к нейМчатся дружным бегом.Вот примчалися… и вмигИз очей пропали:Кони, сани и женихБудто не бывали.Одинокая, впотьмах,Брошена от друга,В страшных девица местах;Вкруг метель и вьюга.Возвратиться – следу нет…Виден ей в избушке свет:Вот перекрестилась;В дверь с молитвою стучит…Дверь шатнулася… скрыпит…Тихо растворилась.Что ж?.. В избушке гроб; накрытБелою запоной;Спасов лик в ногах стоит;Свечка пред иконой…Ах! Светлана, что с тобой?В чью зашла обитель?Страшен хижины пустойБезответный житель.Входит с трепетом, в слезах;Пред иконой пала в прах,Спасу помолилась;И, с крестом своим в руке,Под святыми в уголкеРобко притаилась.Все утихло… вьюги нет…Слабо свечка тлится,То прольет дрожащий свет,То опять затмится…Все в глубоком, мертвом сне,Страшное молчанье…Чу, Светлана!.. в тишинеЛегкое журчанье…Вот глядит: к ней в уголокБелоснежный голубокС светлыми глазами,Тихо вея, прилетел,К ней на перси тихо сел,Обнял их крылами.Смолкло все опять кругом…Вот Светлане мнится,Что под белым полотномМертвый шевелится…Сорвался покров; мертвец(Лик мрачнее ночи)Виден весь – на лбу венец,Затворены очи.Вдруг… в устах сомкнутых стон;Силится раздвинуть онРуки охладелы…Что же девица?.. Дрожит…Гибель близко… но не спитГолубочек белый.Встрепенулся, развернулЛегкие он крилы;К мертвецу на грудь вспорхнул…Всей лишенный силы,Простонав, заскрежеталСтрашно он зубамиИ на деву засверкалГрозными очами…Снова бледность на устах;В закатившихся глазахСмерть изобразилась…Глядь, Светлана… о Творец!Милый друг ее – мертвец!Ах!.. и пробудилась.Где ж?.. У зеркала однаПосреди светлицы;В тонкий занавес окнаСветит луч денницы;Шумный бьет крылом петух,День встречая пеньем;Все блестит… Светланин духСмутен сновиденьем.«Ах! ужасный, грозный сон!Не добро вещает он —Горькую судьбину;Тайный мрак грядущих дней,Что сулишь душе моей,Радость иль кручину?»Села (тяжко ноет грудь)Под окном Светлана;Из окна широкий путьВиден сквозь тумана;Снег на солнышке блестит,Пар алеет тонкий…Чу!.. в дали пустой гремитКолокольчик звонкий;На дороге снежный прах;Мчат, как будто на крылах,Санки кони рьяны;Ближе, вот уж у ворот;Статный гость к крыльцу идет…Кто?.. Жених Светланы.Что же твой, Светлана, сон,Прорицатель муки?Друг с тобой; все тот же онВ опыте разлуки;Та ж любовь в его очах,Те ж приятны взоры;Те ж на сладостных устахМилы разговоры.Отворяйся ж, Божий храм;Вы летите к небесам,Верные обеты;Соберитесь, стар и млад;Сдвинув звонки чаши, в ладПойте: многи леты!
* * *
Улыбнись, моя краса,На мою балладу;В ней большие чудеса,Очень мало складу.Взором счастливый твоим,Не хочу и славы;Слава – нас учили – дым;Свет – судья лукавый.Вот баллады толк моей:«Лучший друг нам в жизни сей —Вера в провиденье.Благ Зиждителя закон:Здесь несчастье – лживый сон;Счастье – пробужденье».О! не знай сих страшных сновТы, моя Светлана…Будь, Создатель, ей покров!Ни печали рана,Ни минутной грусти теньК ней да не коснется;В ней душа – как ясный день;Ах! да пронесетсяМимо – Бедствия рука;Как приятный ручейкаБлеск на лоне луга,Будь вся жизнь ее светла,Будь веселость, как была,Дней ее подруга.
2. Вспомните описание девичьих гаданий в крещенский вечерок. Какие из них вам особенно запомнились?
3. Попробуйте рассказать о героине баллады – Светлане, о ее подругах, женихе. Какой из этих рассказов получился более обстоятельным и подробным? Почему?
1. Опишите картины зимнего пейзажа в балладе. Какие строки отвечают настроению и состоянию героини?