Литературная Газета 6235 (31 2009)

Литературная Газета

Одним из ярких эпизодов Смуты было образование новгородско-шведского политического альянса в 1611-1617 гг., называемого ещё режимом Делагарди - Одоевского. Альянс выглядел следующим образом: порядок в нём должны были поддерживать шведские военные гарнизоны, а обеспечение этих войск должны были взять на себя новгородские дворяне.

Именно этому времени и посвящена книга Адриана Селина. В исследовании, основанном на материалах Архива Новгородской приказной избы 1611-1617 гг., хранящихся в Государственном архиве Швеции, рассматривается новгородское общество в эпоху разрушения традиционных социальных и политических условий.

Изучение богатого архивного материала позволило исследователю раскрыть тему, необычайно актуальную сегодня, -

тему гражданского выбора для человека в мире, где основные моральные ценности претерпевают коренные изменения.

В исследовании Адриана Селина рассмотрена повседневная жизнь новгородцев того времени. "Погоня за поместьями", "Приказная бюрократия", "Слухи", "Распространение идей", "Взаимоотношения поколений", "Люди и вещи", "Грабежи", "Семья и брак", "Проституция в Новгороде", "Кабальные книги", "Следственные дела", "Имена новгородцев" - вот только некоторые названия параграфов обширного исследования, приближающего нас к не столь далёкому прошлому нашего государства.

Итогом новгородско-шведского альянса стал Столбовский мир 1617 года, по которому Новгород, Порхов, Ладога и Старая Русса возвращались под власть московских царей. Процесс возвращения Новгорода был политически продуман - Москва объявила полную амнистию всем служившим при шведах, а также зачёт всех служб и пожалований. Социальный мир в Новгороде был достигнут ценой компромиссов.

Следует только добавить, что отданные по Столбовскому миру шведам русские земли вдоль побережья Балтийского моря, на которых в том числе располагалось старинное селение Спасское на Неве (на месте нынешнего Смольного, в котором теперь расположилось правительство Санкт-Петербурга), были с успехом возвращены менее чем через сотню лет Петром I.

К.Д.

Меня любила женщина одна…

ПОЭЗИЯ

Сергей ФАТТАХОВ, 30 лет, родился в Санкт-Петербурге, инженер в области телекоммуникаций. Стихи пишет с 13 лет. Участник лито "Пиитер".Закон "жи-ши"Мы знаем закон "жи-ши".

Мы будем с тобой на связи.

Поднявшись до самой грязи.

Унизившись до вершин.

Никто никому ни разу

Не нужен и не обязан.

Но ты всё равно пиши.

Мы знаем, когда "ни-ни".

И знаем, когда "быть может".

Мы чувствуем это кожей -

Под слоем глухой брони

Мы искренней и моложе.

Никто никому не должен.

Но ты всё равно звони.

Мы знаем предел души.

Свой ценник, шесток и РОЭ.

Нас в мире всего лишь двое.

Мы снова глотать спешим

Пайки кислорода, коих

Не хватит для нас обоих.

Но ты всё равно дыши.

***

Меня любила женщина одна.

В какой-то миг устала и она.

Должно быть, накопилось, наболело.

Теперь прошло. Да и не в этом дело.

Любил, я помню, женщину одну.

Как девочку. Как маму. Как страну.

Кино с непредсказуемым сюжетом.

Но кончилось. Да я и не об этом.

Храня покой и плюшевый уют,

Астрологи и родственники врут.

Пытаясь тщетно память

изничтожить,

И я себя обманываю тоже.

Что настают иные времена.

Что любит меня женщина одна.

Без выгоды, без цели, без подлога.

И на тебя похожая немного.***

Сколько зим пройдёт, сколько лет.

Бросит ищущий. И обрящет

Тот давно позабытый свет

В неулыбчивом настоящем

Где-то в самом конце пути,

Где до Бога - одна дорога.

Ты свети для меня, свети.

Я боюсь темноты немного.СПб.

Здесь все - поэты. Несмотря на профиль,

Оттачивают крохи мастерства.

Набившая оскомину Нева

Здесь в каждой чашке утреннего кофе.

Плюёт водой на физику Иоффе,

Дрожит волною словно тетива

Фатально распрямившегося лука.

Здесь рассекает надвое без звука

Васильевского острова

стрела.

Здесь все - из местных,

несмотря на профиль.

Нелёгкая когда-то принесла.

Здесь начинают с первого числа,

Уже готовясь к новой катастрофе.

Последние из приносящих кофе

Достойны здесь иного ремесла.

Здесь ищут - не любовь, так панацею.

Здесь все хотели б жить. И не умеют

Спокойно жить. И мы - из их числа.

На поэзию - вся надежда

ПИТЕРСКАЯ СТРОКА

Почти по Корнею Чуковскому: у меня зазвонил телефон. Звонил молодой поэт? Сам-то он без лишних сомнений представляется таким образом. Вопрос у него был прямой и конкретный: как выдвинуться на Нобелевскую премию? Я, честно говоря, встал в тупик: коли уж человек считает себя достойным столь высокой награды, бесполезно доказывать ему, что пока его опыты "не тянут" и на самую скромную журнальную публикацию. Это будет разговор глухих. Тем более у него есть друзья и единомышленники, уже увенчавшие его бумажной короной на одной из многочисленных поэтических тусовок.

Мы, между прочим, и не заметили, как сложилось это новое явление, я бы сказал - целый пласт современной культуры. Возможность издать всё, что угодно, были бы деньги (не такие уж в конце концов и большие, если речь идёт о малообъёмном и малотиражном стихотворном сборнике), получила своё естественное продолжение и развитие. Вслед за поэзией явилась и печатная критика. Цитирую из опубликованного сборника рецензий: в стихах N amp;#8239;(намеренно воздерживаюсь не только от имён, но и от "прозрачных" инициалов) "безусловно (!) есть гениальное". Но не будем упражняться в остроумии, хоть и велик соблазн, ибо восхваляются порой строки на уровне: "чувства стылые смятым букетом перестали в себе ворошить". Ведь речь идёт в конце концов при всех издержках и оговорках о мощном самодеятельном (в исконном смысле этого слова) народном движении. Устраиваются презентации, мелодекламации, перформансы, шествия, бесконечные конкурсы, заполняются все мыслимые и немыслимые площади и объёмы - музейные залы, кафе, аудитории. И ведь собираются-то люди, что ни говори, не стриптизом наслаждаться, не "балдеть" за бутылкой, а стихи читать, слушать их, говорить о них. К слову тянутся! Причём эти самодеятельные сборища, признаем честно, бывают куда многолюднее, нежели чинные "регулярные" литмероприятия. Как знать, может быть, именно из этой стихии кристаллизуются новые значительные таланты?

Во всяком случае, в становлении молодого поэта Владимира Беляева эта стихия явно сыграла значительную роль. Он блистательный ведущий поэтических конкурсов, турниров, "рингов", проходящих в книжном магазине "Буквоед", - непосредственный, остроумный, находчивый, умеющий говорить с молодой аудиторией на понятном ей языке. И не сразу поверишь, что за всеми этими качествами скрывается поэт, по существу, трагический. Он живёт в Царском Селе, но его малая родина отнюдь не похожа на "город муз" Анненского и Рождественского (Всеволода): "В привокзальном дворе расцветает сирень. Ветер пышную зелень затискал. Делать нечего вечером в Царском Селе. Молодёжь потянулась на диско. Я и сам зажигал под убойный музон, но ценил классицизм и барокко. И ногами не мог обесчестить газон, и скульптуры руками не трогал". Вот он каков, Владимир Беляев: кажется, и по этой растянутой мною "в прозу" цитате можно судить и о его художнической зоркости, и о музыкальном слухе (рифмы!), и о чувстве слова. Он принимает мир таким, каков он есть, пусть и не слишком приветливым. Но в отличие от множества других сознаёт: это его мир, другого не будет, здесь ему жить, трудиться и любить. И печальное поначалу стихотворение о том, что "новый год постарел, неопрятен, рассеян во всём, вдоль заборов и стен понатыканы остовы ёлок", завершает пронзительной лирической концовкой:Уезжаю. Легко.