Литературная Газета 6256 (№ 52 2010)
Шрифт:
Александр Борисович Чаковский родился 26 августа 1913 года в Петербурге. Он происходит из состоятельной еврейской буржуазной семьи. Его дед был купцом первой гильдии в Самаре, отец – известным врачом-венерологом. Детские и отроческие годы Чаковского прошли в Самаре; здесь он в 1930 году окончил школу, здесь сделал первые шаги на общественном поприще: старшеклассником ездил в деревню ликвидировать неграмотность, был «подручным» уполномоченного по коллективизации, редактором стенгазеты. А в 17 лет отправился в Москву – начинать самостоятельную жизнь.
В первые десятилетия Советской власти таких, как он, в университеты и институты почти не принимали. Исправляя многовековую социальную несправедливость в отношении детей рабочих и крестьян, именно им предоставляли преимущественное
Дальше жизнь развивалась так. Чаковский поступает на вечернее отделение юридического института, затем переходит в только что открывшийся Литературный институт, который оканчивает в 1939 году. В Литинститут ему посоветовал идти Фёдор Панфёров, редактор журнала «Октябрь», после того как опубликовал очерк Чаковского об Анри Барбюсе. Далее Александр Борисович работает в редакции газеты Московского военного округа «Красный воин» и продолжает учёбу в аспирантуре знаменитого ИФЛИ (Института философии, литературы, искусства). Пишет литературные портреты Мартина Андерсена-Нексе, Николая Островского, Адама Мицкевича, Эмиля Золя, первую повесть о Парижской коммуне и её участнице, поэтессе Луизе Мишель. В 1941 году выходит последняя работа этого цикла – «Кого фашисты сжигают», посвящённая Генриху Гейне.
С началом войны Чаковский становится военным корреспондентом газет Волховского, Ленинградского, а затем 3-го Прибалтийского фронтов. В 1941 году вступает в партию. Много ездит, много пишет. Часто бывает в осаждённом Ленинграде. Виденное и пережитое там легло в основу повести «Это было в Ленинграде». Александр Борисович говорил о ней: «Лучшее, что я написал».
Потом выходят романы «У нас уже утро», получивший в 1950 году Сталинскую премию, и «Дороги, которые мы выбираем», повести «Год жизни», «Свет далёкой звезды», «Невеста». 1950–1951 годы Чаковский проводит в Северной Корее, в разгар американской агрессии, в качестве специального корреспондента «Литературной газеты», пишет там повесть «Хван Чер стоит на посту».
По возвращении активно включается в общественную жизнь страны, в работу Союза писателей, много ездит по миру. В 1955 году Чаковского назначают главным редактором журнала «Иностранная литература». А.Б.Ч. сделал отличный журнал, быстро завоевавший большую популярность. И если тиражи его предшественника – журнала «Интернациональная литература» – измерялись тысячами экземпляров, то тиражи «Иностранной литературы» – сотнями тысяч.
Полагаю, именно успехи Александра Борисовича на редакторском поприще предопределили его назначение в «Литературную газету».
Уже будучи её главным редактором, он создаёт свою главную книгу – роман-эпопею «Блокада», ставшую вершиной его творчества. События героической и трагической обороны Ленинграда он изображает на широком фоне Второй мировой войны с её главными действующими лицами. Автор ввёл в состав персонажей романа Сталина, Жукова, Ворошилова, Жданова, Кузнецова (под псевдонимом), Говорова, описал их действия и поведение в реальных ситуациях. Таких книг о войне до «Блокады» не было. С хрущёвских времён не было в литературе и объективного изображения Сталина, чьё имя долгое время вообще возбранялось упоминать в положительном контексте. Не только из-за цензурных запретов, но и вследствие умело сформированного антисталинского общественного мнения, особенно среди интеллигенции.
Чаковский это сделал первым. Он воздал должное и военным заслугам Жукова, восстановив его полководческую репутацию после жестокой и вероломной хрущёвской опалы. Написанная ярко, темпераментно, талантливо, да ещё внутренне полемично, «Блокада» получила признание и читательское, и официальное. Александру Борисовичу была присуждена Ленинская премия. Многие годы она была в числе книг, самых популярных во всех слоях общества. Не приняли «Блокаду» лишь те, кто стал потом активом перестройки, разрушения страны. Эти сразу окрестили Чаковского сталинистом, что в их устах было худшим ругательством, и недоброжелательствовали ему где и в чём могли.
Работа над «Блокадой», а затем над сценарием по ней заняла у Александра Борисовича много лет, пришедшихся на наиболее плодотворные в творческом отношении годы. В дальнейшем он написал политический роман (опять первым) «Победа», книгу о последнем годе жизни Рузвельта «Неоконченный портрет», роман «Нюрнбергские призраки», выпустил сборник своей публицистики «Литература, политика, жизнь».
Мне пришлось быть свидетелем того, как А.Б.Ч. строил свой творческий процесс. На самом первом этапе, этапе замысла, он многократно советовался с членами редколлегии «Литгазеты» – людьми много знающими, творческими, искушёнными и в литературе, и в конъюнктуре. Затем начиналось изучение исторического материала. Чаковский встречался с участниками событий, которые предстояло описать, читал мемуарную литературу, знакомился с документами. В их подборе, отыскании ярких деталей ему помогал один из редакционных уникумов – Валентин Островский, человек редкой эрудиции, владевший 14 языками.
Когда материал был собран, Чаковский в первых числах июля уезжал в писательский Дом творчества в Дубултах и два месяца работал не разгибаясь. Выходило 100–120 страниц. Часть текста он печатал на машинке, часть диктовал и писал от руки. Его рукописи выглядели весьма оригинально. К каждому листу Чаковский приклеивал слева ещё один лист для вставок и обычно заполнял его полностью.
Строго через два месяца положенного творческого отпуска А.Б.Ч. возвращался в редакцию. Потом текст читали и обсуждали члены редколлегии, после чего следовала окончательная авторская доработка. На этом ставилась точка. Главный редактор возвращался к своим многочисленным редакционным и общественным обязанностям.
В какой же водоворот страстей он попадал! Писательское сообщество – совершенно особое. Большинство писателей по сути своей эгоисты и индивидуалисты, «центропупы», как выражались в литературной среде. Недоброжелательство к коллегам, зависть, сплетни, борьба групп и группировок достаточно широко распространены. Думаю, для того существовали серьёзные объективные предпосылки. Советская власть создала писателям благоприятнейшие условия для творчества, каких никогда не было ни в одной стране. Членство в Союзе писателей или даже в Литфонде, а позже и в Московском группкоме литераторов создавало правовое основание не состоять на штатной работе: считалось, что творчество – это и есть работа. Что в отношении настоящих писателей абсолютно справедливо. Но настоящих-то никогда не было более ста, может быть, двухсот-трёхсот, а в Союзе состояло 10 тысяч. Всех их обеспечивали бесплатными путёвками в дома творчества, поддерживали ссудами, авансами, оплаченными «внутренними» (т.е. не для публикации) рецензиями на произведения собратьев по перу. Союз писателей СССР и республиканские союзы имели свои журналы, газеты, издательства. Были свои поликлиники, дачные посёлки, жилые дома. Волей-неволей большинство писательской братии постоянно варились в собственном соку. Как тут не быть сплетням и интригам? Особенно когда распределялись Государственные премии (это решалось в основном руководством СП СССР), награды, квартиры, дачи.