Литературная Газета 6273 (№ 18 2010)
Шрифт:
Михаилу Шолохову
Но память битв – она не заживает.
И до сих пор – разлука ножевая
и сладкая в слезах надежды ложь –
у матерей, у всех на свете сплошь!..
Большое время, хоть на миг причаль!
Им, павшим, – слава вечная,
а матерям, им – вечная печаль…
Боль, без
Презрение ко всем, кто жил скользя.
Земля, где долг исполнить суждено,
где каждое село – Боpодино.
В холмах цветов, в жилищах без огней.
Чем так могуче притяженье к ней?..
Однoй любовью мы её любили.
Одною ненавистью нас убили.
И под одним пестреющим бугром
нашли в ней вечный дом…
Один над нами гром, один солдат
у всех дорог над скорбью дат.
И сгустками зaпёкшиеся комья.
И тайнa Вечного огня, ночам знакомая.
То будущего каменный порог.
И ступите вы на него не мстить –
желанья этого порвётся нить.
Останется раздумье над судьбой,
над Родиной своей и над собой.
Да, ненависть – не к тем, кто воевал,
и даже, нет, не к тем, кто убивал,
их покaрала смерть, костьми легли, –
а к тем, кто это втайне затевал,
кто не пахал, не сеял, не косил,
впeрёд не рвался из последних сил,
не заслонял собой своей земли…
А может, в почестях сошёл
под важность плит.
Чей мирный прах,
как чёрный шлях, пылит…
Пылит.
ФРОНТОВИК
На роликах – полчеловека.
Кто не подумал про себя:
«Уж лучше смерть, чем быть калекой».
А он берёт сынка, любя.
А он работает в артели.
А наработавшись, не прочь
Жене в её домашнем деле
С нехитрой шуткою помочь.
Уже воюя не с врагами,
Вдове он с пенсией помог.
Другой бы столько и с ногами
Не выходил, как он без ног…
Но упаси вас только Боже,
Друзья
Неосторожно боль тревожа,
Задеть при нём беду его.
Быть может, мы и не заметим,
Как сразу постареет он…
Ведь он и счастлив только этим,
Что от других не отделён.
Михаил ЛУКОНИН
29.10. 1918 – 4.08. 1976
СОЛДАТ
А были дни и ночи – стали даты,
Нас разделив на мёртвых и живых.
Читают постаревшие солдаты
Воспоминанья маршалов своих.
Листают, возвращаются и – дальше…
Сон не идёт.
При тишине любой.
Ага, деревня помнится на марше,
А вот ещё – а дальше первый бой.
Передовая – это нам известно.
А здесь траншея, правильно, была,
Здесь ночевали сумрачно и тесно,
Здесь ранило – отметина цела.
Читают… Удивительно солдату,
Как в Ставке, там – в далёком далеке,
Его дороги наносил на карту
Верховный сам, с карандашом в руке.
Как от Генштаба и до рядового,
До сердца, замеревшего в груди,
Летело-долетало слово в слово –
Заветное: «В атаку выходи!»
А на груди не так уж и светило.
С подвозом трудно – шли в снегу, в грязи.
Немыслимо, чтобы на всех хватило
медалей, –
нам снаряды подвози!
Разглядывают карты битв великих:
К Берлину – стрел стальные острия.
Вот где-то тут, в кровавых этих бликах,
Находят точку, – вот она, моя!
Трёхвёрстку бы достать – другое дело,
Масштаб не тот, а то бы и нашли
Свою травинку в прорези прицела,
Свою кровинку на комке земли.
Вперёд, вперёд!
В жарыни и в метели
Бегом за танком – не жалея ног!
Затягивали ватники потуже,
Бежали в шапках – звёздочкой вперёд.