Литературная Газета 6278 (№ 23 2010)
Шрифт:
Родилась и живёт в Иркутске. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького. Автор книги стихов «Происхождение зеркала» (2008). Печаталась в журналах «День и ночь», «Пролог», «Сибирь», в альманахах «День поэзии», «Иркутское время» и т.д.
ДВЕРИ И ДЕРЕВЬЯ
Верь мне, небо, смеющееся во тьме:
Тихо, робко движется мир к зиме,
«Звяк» – звучит посуда в моём дому,
Я не хозяйка голосу своему.
Лестниц топот, шёпот, сестру, куму,
Родственника, что незнамо пришёл и сел, –
Чья-то гибель, а чей-то смешной сосед –
Жду. Ну, сосед, проходи. Чаю? Есть и вино...
Ты приходи ко мне, но не приходи за мной.
Двери смотрят и ждут, скрипом пугают сны.
Дерево тихо поёт. Мама печёт блины.
Был у меня один незнакомый отец –
Где-то теперь живёт в истинной темноте.
Двери во мне, и каждая – о себе скрипит:
То ли баском храпит или дитём сопит.
Вязнет во скрипах сих золото, тень травы,
Голос пустой, душа лопнувшей тетивы.
Голод корней и глад, съевший дотла листву.
Дерево вверх живёт, так же и я живу.
***
Все тьмы от багровой младенческой до
Заманчивой сладкой идеи распада
Хотите – смотрите, а лучше – не надо –
Окрашены ласковым детским стыдом:
Картинки поблекли, посмертная тля
Отъела углы и грызёт позвоночник
У дома, ребёнка и корабля.
Унылые тени – пузырь живота,
Родившего жителя утлой конторы,
И ветхая девушка с ягодой рта,
Старуха, засохшая бабочкой меж
Страниц, как меж окон –
посредственный оттиск.
И дух не питает особых надежд,
Роя’сь у стола, в полировке дрожа,
Персты и уста облизав без разбору,
Пустую, широкую синюю штору
Надует – и пустит в окно – дирижабль!
За ним подадутся проём осязать
Обрывки и отблески – белый и алый,
Весёлые лица – вихры и глаза, –
С которых снимаются фотоовалы.
Повидлом детсадовским вечер налип,
Полканами воют слепые домишки,
И хлюпанье марта похоже на всхлип.
Предлог к объясненью, пустой экзерсис –
На снимке не вышли ни доблесть, ни вера.
Но ветер присутствует – воздухом из
Надувшихся юбок, от фалд кавалера.
Но ветер присутствует, гамбургский счёт,
Он в прошлом июле парит стрекозою,
А нынешним – яростно окна сечёт.
И всё в непогоду, испуг затая,
Следит, худобой прижимаясь к сараю,
Где нежная девочка в прятки играет.
Но я понимаю, что это – не я.
ПАНСИОНАТ
Как духота, кругом стояли
Полынь, кузнечики, тоска.
Цвели на жарком одеяле
Два рыжеватых волоска.
Лиловые глаза оврага
Уставились через стекло.
И обвинительной бумагой
Кривое облако плыло.
Фальшивка, нищенка, заплатка,
Как близко было до греха!
Тянуло приторно и гадко
Бессудьбие и чепуха,
Какой-то суховей и скука.
Безвременная полоса:
Ни дна, ни воздуха, ни звука –
Поля, болота и леса.
Приплюснуты стеклом витринным,
Пирожные текли слюной,
Задумчивые мандарины
Зловещий источали зной.
Над головами тлели мухи
У пригоршней вульгарных ламп.
Буфетная, жарища, слухи,
Империя, лолита, вамп.
И перед зеркалом – а кто ты,
Младенец, женщина, старик?
Мы – вытертые переплёты
Уже малопонятных книг,
Прошедшие земные лица,
Берёзы в чёрточках сурьмы.
Кому в империи не спится
На чёрной лавке хохломы?
Кому грядущее маячит,
Чтоб оборвать на полусло…
Здесь невозможно, чтоб иначе
Проклёвывалось и росло.
В жаре и смуте то и дело
Душа пуста или глуха.