Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны
Шрифт:
Еще недавно, в 1937-м, Бабель в дружном хоре советских писателей клеймил в «Литературке» Радека, Сокольникова, Пятакова и Авербаха со товарищи. «Скоро двадцать лет, как Союз Советов, страну справедливого и созидательного труда, ведет гений Ленина и Сталина, гений, олицетворяющий ясность, простоту, беспредельное мужество и трудолюбие, – писал в газете. – Этой работе люди, сидящие на скамье подсудимых, противопоставляют свою "программу". Мы узнаем из этой "программы", что надо убивать рабочих, топить в шахтах, рвать на части при крушениях…» И вот:
«Следствием по настоящему делу, – говорится в обвинительном заключении Бабеля, – установлено, что еще в 1928–29 гг. Бабель вел активную контрреволюционную работу по линии Союза писателей… знал о контрреволюционном
Его любовь – Женя Хаютина покончила с собой, отравилась в предчувствии неизбежного ареста. Но судьба и после смерти «свела» всех троих. Расстрелянные Бабель и Ежов были сожжены в крематории Донского монастыря и там же захоронены в общей яме. Но поэт, прозаик, литературовед и журналист В. А. Шенталинский, расследовавший эту историю, неожиданно для себя нашел рядом, на кладбище Донского монастыря, и могилу Евгении Соломоновны Хаютиной. «И после смерти, – напишет он в одной из своих книг, – они все трое – Бабель, Ежов и эта женщина – оказались рядом…»
17. Арбат ул., 51 (с.) – доходный дом Панюшева (1910-е гг., арх. В. А. Казаков). Ж. – с 1919 по 1926 г., в трехкомнатной квартире 89, во флигеле двора – литературовед, историк литературы Петр Семенович Коган и его жена – детская писательница, переводчица, мемуаристка Надежда Александровна Нолле-Коган, адресат писем и стихов Александра Блока. В этой квартире в 1921 г. ночевал поэт Николай Степанович Гумилев. Бывали поэты Цветаева, Волошин, Вячеслав Иванов, Чулков, Алянский, Майя Кудашева (урожд. Кювилье, во втором замужестве – Роллан) и многие другие. Но главное, в этой квартире дважды, в 1920 и в 1921 г., останавливался и Александр Александрович Блок – это последний адрес поэта в Москве.
Детская писательница и переводчица Н.А. Нолле-Коган
Отсюда он, уже смертельно больной (без палки и ходить не мог), отправился в Петроград умирать. «Прощайте, да теперь уже прощайте!» – сказал он из окна поезда, когда Надя Нолле-Коган, влюбленная в него с 1913 г., провожала его на вокзале. «Я обомлела, – напишет она в воспоминаниях. – Какое лицо! Какие мученические глаза! Я хотела что-то крикнуть, остановить, удержать поезд, а он все ускорял свой бег, все дальше и дальше уплывали вагоны, окно – и в раме окна незабвенное, дорогое лицо…»
В доме Нади Блок прожил в общей сложности две недели. Здесь подолгу говорил по телефону со Станиславским (речь шла о постановке его пьесы «Роза и Крест»), сюда, в этом дом, некая «незнакомка» принесла ранним утром и передала ему ветку яблони в цветах и две искусно сделанные куклы Арлекина и Пьеро и, живя в этом доме, вместе с беременной сыном Надей, нашел и полюбил «заветную скамью» у храма Христа Спасителя, на берегу реки, где они часто читали друг другу стихи. Наконец, отсюда поэт ходил на последние выступления в Москве, пока в нынешнем Доме журналиста ему не бросили с эстрады: «Товарищи! Где динамика? Где ритмы? Все это мертвечина, и сам Блок – мертвец…» Вот тогда, глубокой ночью, он, с хрустом сломав в пальцах карандаш, и бросил хозяйке дома: «Больше стихов писать никогда не буду…»
Наконец, в этом же доме в 1922 г. жил поэт-имажинист Вадим Габриэлевич Шершеневич. Позднее, в 1920–30-е и в 1950-е гг., здесь же (кстати, на той же лестничной площадке, что и П. С. Коган) поселился прозаик Анатолий Наумович Рыбаков (Аронов). Ему, а не Блоку, висит на фасаде дома мем. доска.
Остается добавить, что в этом же доме жили также: поэт и прозаик, председатель литгруппы «Перевал» Николай Николаевич Зарудин (до ареста и расстрела в 1937 г.), поэтесса, прозаик, врач, лауреат Сталинской премии (1951) – Галина Евгеньевна Николаева (Волянская), прозаик, журналист, редактор газеты «Красная Звезда», генерал-майор Давид Иосифович Ортенберг, мемуаристка (воспоминания о ГУЛАГе) Ольга Львовна Адамова-Слиозберг, а также академики-историки Милица Васильевна Нечкина и трижды лауреат Сталинских премий (1942, 1943, 1945) Евгений Викторович (Григорий Вигдорович) Тарле.
18. Арбат ул., 53 (с. п., мем. доска), – дом Н. Н. Хитрово, с 1986 г. – «Мемориальная квартира А. С. Пушкина на Арбате». Ж. – с февраля по май 1831 г., в 5 комнатах на 2-м этаже – Александр Сергеевич Пушкин (жил до и после венчания с Натальей Николаевной Гончаровой).
17 февраля 1831 г., за день до венчания поэта в церкви Большого Вознесения (Бол. Никитская, 36), до того, как порог этого дома переступила восемнадцатилетняя Наталья Николаевна Гончарова, Пушкин, позвав близких друзей, устроил здесь «мальчишник». По воспоминаниям Ивана Киреевского, поэт в тот вечер был необыкновенно печален, так что гостям его стало даже неловко. Читал стихи, но напечатанными их Киреевский потом так и не видел.
А потом, после венчания в церкви, Пушкина встречали здесь, на лестнице, с иконой в руках покинувшие обряд раньше – Петр Вяземский и все тот же Павел Нащокин. Видели ли они, что во время венчания Пушкин, нечаянно задев аналой, уронил крест, а при обмене кольцами одно из них упало?.. Плохие приметы – поэт, напишут свидетели, побледнел. Но уже вечером того дня здесь, на 2-м этаже этого дома, состоялся ужин для родных и самых близких друзей. Веселый ужин. Через неделю напишет отсюда: «Я женат и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился». А про красоту жены своей (как признавался, 113-й любви его) скажет так, как мог только он. Скажет, что рядом с ней все признанные красавицы выглядят так, как выглядели бы «рядом с поэмой… словари».
Пушкин и его жена – Натали
Пушкин заплатит за эту квартиру на полгода вперед, но проживет в ней неполных четыре месяца. Нащокин вспоминал, что оставшихся денег за заложенное имение (17 тыс.) ему хватило лишь на три месяца, а затем он был вынужден закладывать у ростовщика бриллианты жены, которые так и остались невыкупленными. Кроме того, резко обострятся отношения с тещей, Натальей Ивановной, которая вторгалась в жизнь молодых. Именно из этой квартиры поэт однажды в ярости даже выгнал тещу. Потом из Петербурга напишет ей: «Я был вынужден оставить Москву во избежание всяких дрязг, которые в конце концов могли бы нарушить более чем одно мое спокойствие; меня изображали моей жене как человека ненавистного, жадного, презренного ростовщика; ей говорили: с вашей стороны глупо позволять мужу и т. п. Сознайтесь, что это значит проповедовать развод… Я представлял доказательства терпения и деликатности; но, по-видимому, я только напрасно трудился. Я люблю собственное спокойствие и сумею его обеспечить. При моем отъезде из Москвы, вы не сочли нужным говорить со мною о делах; вы предпочли отшутиться насчет возможности развода или чего-нибудь в этом роде…»