Литературно-художественный альманах Дружба. Выпуск 3
Шрифт:
— Я отвечать не буду.
— Ты, может быть, приготовила урок, но забыла, как тетрадь дома? — спросила однажды с усмешкой Елизавета Васильевна.
— Я не выучила урока…
— А то, может быть, сходишь в большую перемену домом? — Елизавета Васильевна оглядела класс. Ребята не смеялись. Никто даже не улыбнулся. Ну что ж, тем хуже для этой девчонки. И ома поставила в журнал единицу.
Это была та самая единица, которую обязательно обсуждают и на классном собрании, и на пионерском сборе, бывает, и на педсовете И, конечно, она обеспокоила Володю Белогонова,
В этот день сразу же после занятий Володя, Зойка и Егорушка пошли на школьный канал, где, по имеющимся у них сведениям, поливальщицы будут учиться заряжать сифоны. Юннаты вышагивали по дороге и взволнованно рассуждали — как помочь Дегтяревой.
— Надо шефство взять над ней, — предлагала Зойка, руководствуясь тем, что в таких случаях рекомендовалось делать в пионерской газете. — У нее с чем плохо? История, алгебра, геометрия, литература…
— По всем предметам сразу не подтянешь, — возразил Володя. — Нужно помочь по таким, где в четверти может быть двойка. И что мы смотрели?
Их догнала Катя.
— Ребята, Алексей Константинович просил передать, что обучение будет на речке.
Когда они повернули обратно, Зойка сказала:
— Екатерина Ильинична, Дегтярева единицу по истории схватила…
— Знаю…
— Надо взять над ней шефство… Мы уж говорили…
— Не знаю, поможет ли это.
Они шли мимо Анисьиного дома, и Володя предложил:
— Давайте зайдем за Дегтяревой. — Он свернул к калитке, заглянул во двор и тут же вышел. — Замок на дверях, — наверное, ушла куда-нибудь…
Оленька знала о предстоящей учебе будущих поливальщиц, и ее тянуло на опытное поле.
Но пойти туда после того, как она отказалась быть старостой, было неудобно. Тогда она решилась на хитрость и подговорила Кольку Камыша ловить в пруду карасей.
Пруд отделялся от канала небольшой плотиной, и отсюда, как на ладони, была видна вся оросительная система опытного школьного участка. Прямо перед глазами лежал, словно серебряный меч, главный магистральный канал, от него трезубцами расходились более узкие хозяйственные каналы, а дальше шли временные оросители. Всё это было так хорошо знакомо Оленьке, что она могла бы пройти от плотины до любой делянки с завязанными глазами. Но сейчас она так смотрела вокруг себя, словно впервые видела орошаемые поля. Они были уже голы, потеряли свою недавнюю красоту и радовали глаз лишь зеленой озимью. Всё же для Оленьки даже такие поля казались необыкновенно прекрасными. Это была потерянная для нее земля.
На опытном участке было тихо и безлюдно. Оленька, взглянув на уровень воды, сразу поняла, что обучение, наверное, перенесли на речку.
Надвинувшаяся было на Шереметевку осенняя непогода неожиданно сменилась теплом. Если бы не голая степь, не разворошенные колхозные огороды да желтая листва кленов и ивы, густо осыпавшая шереметевский сад, то можно было подумать, что вот-вот снова нагрянет лето. В пруду после летних поливов и так осталось мало воды, а тут его сначала проморозило, а потом пригрело, и уровень воды упал ниже последней отметки, оголив глубоко вбитые сваи плотины.
Оставив Камыша ловить карасей, Оленька вышла на речку и направилась вдоль берега к переправе. Едва миновав ее, она увидела у небольшой, прорытой к воде канавки Катю, Егорушку, Володю и Зойку.
Катя окликнула ее. Но Оленька сделала вид, что не расслышала, и, не доходя до канавки, свернула к воде и присела на старую, побрякивающую ржавой цепью лодку. На берегу было тихо, и через реку тянулась золотистая солнечная дорожка. Изредка на солнце набегали облака, и тогда река казалась глубже, и всю ее от берега к берегу покрывала легкая чешуйчатая рябь. Оленька перегнулась через борт лодки и увидела в воде себя, берег и юннатов. А потом она увидела отца Егорушки Семена Ивановича. Он подошел к канавке, весь обвешанный сифонами, и Оленька слышала, как он поздоровался: «Вон сколько вас, мастеров!»
К началу занятий на берегу собралось много народу. Пришли не только будущие поливальщицы, тут были даже доярки, конюхи и скотницы, — одним словом, не мало людей, которые как будто не имели прямого отношения к поливам. Пестрая толпа окружала канаву, рассматривала сифоны; кое-кто уже опускал их в воду и дивился, — как это вода пойдет по трубке вверх через бровку канавы!
— Пойдет, пойдет, не беспокойтесь, — весело посмеивался над скептиками Володя Белогонов. — И не пойти не может, — закон физики.
— А может, он в нашей местности не действителен, — сомневался отец Кольки Камыша. — Никанор Камышев. — Ну, скажем, у нас тяжелая вода.
Сомнения Камышева вызывали улыбку, но всё же и другие не так уж были уверены, что трубы потянут воду. Тут было многое непонятно: и как без напора пойдет вверх вода, и для чего сифон сделан в виде воротцев, и не будет ли так, что вода сначала пойдет по какому-то там закону, а потом возьмет и перестанет.
— А ну, юннаты, покажите, как это выходит у вас! — сказал Копылов и протянул Володе сифон. — Пока инструктор в чайной обедает, ты поучи нас.
Володя взял в руки сифон, заглянул в одно отверстие, потом и другое и сказал, нагнувшись к канавке:
— Самое простое дело. Вот я опускаю сифон в воду, там зажимаю ладонью отверстие, — и еще до того, как он успел вытащить конец трубы из канавы, сказал совершенно уверенно: — и вода пошла!
И вдруг в тишине кто-то разочарованно проговорил:
— А вот и не пошла…
И в следующее мгновение послышался смех.
— Глянь-ка, верно не пошла.
— Вот тебе и закон физики!
Белогонов смутился; но тут же овладел собой.
— Ерунда! Подумаешь! Просто рука соскользнула.
В наступившей тишине Володя повторил зарядку, но вода опять не пошла. Смущенный, совершенно растерянный, он стоял и что-то бормотал в свое оправдание. Он слышал, как кто-то с сочувствием произнес:
— Парню на пианинах играть, а не сифоны заряжать.
К канаве протиснулся Егорушка. Вечно у Володьки не ладится что-нибудь на поливе. Только юннатов позорит.
— А ну, дай-ка я!