Литературные сказки народов СССР
Шрифт:
И надо же, будто назло, шел ночью этой дорогой путник. Идет и видит: лежат вокруг воткнутого в землю шеста люди и безмятежно спят. Глянул он вверх, на шесте что-то висит. Пригнул шест, развязал мешочек, а в нем золото поблескивает.
Ссыпал он золото в хурджин, а вместо него наполнил мешок щебнем да песком и снова выпрямил шест.
Утром умники города Нукима пошли своей дорогой. Шли, расспрашивая, и добрались до стольного города.
У ворот города присели ненадолго, — подсчитать все расходы, чтоб по чести, по совести поделить их между собою.
Старший
— Та красная штука, что я попробовал, отдал тебе, ты попробовал, передал другому, — один серебряный. Та штука, что самим богом сотворена, а нами съедена, — один серебряный. И та штука, что была белее снега и слаще материнского молока, — два серебряных.
Подсчитав все расходы и с этим покончив, пошли они к царскому дворцу.
Подошли к воротам и стали.
Стражники дали знать царедворцам, что прибыли посланцы города Нукима.
Царь повелел позвать их.
Посланцы поклонились царю и стали перед ним.
Старший из посланцев протянул царю мешочек с золотом и говорит:
— Да приумножит господь твои годы, великий царь, мы прибыли с просьбой от имени жителей города Нукима. Этот мешочек с золотом — подарок тебе от них. Город наш очень холодный — две зимы, одно лето. Если не соизволишь сделать нам два лета, одну зиму, мы не жильцы в этом городе, так и знай!
Другие посланцы кивком головы подтвердили сказанное им.
А тем временем царский казначей, принявший мешочек, шепчет на ухо царю, что, мол, вместо золота в мешочке щебень и песок.
Царь задумался: «Что бы это значило? С умыслом они вместо золота принесли щебень и песок или по простоте душевной?» И чтоб испытать их, повелел подать прибывшим блюдо с черносливом вперемешку с черными жуками.
Посланцы накинулись на угощенье. А старший из них и говорит:
— Давайте-ка, братцы, сначала те, что с ножками, поедим, пока не разбежались, а безногие и так наши.
Царь увидел меру их ума и говорит:
— Возвращайтесь-ка к себе домой. Пока дойдете до места, там уже будет второе лето.
— Да оставайся непоколебимым на своем троне! — сказали посланцы и, довольные, пустились в обратный путь.
Нико Ломоури{246}
Русалка
Помню, когда я был еще совсем маленьким и не мог уверенно держать в руке не то что пастушеский бич, но даже прут, которым погоняют волов; в пору, когда мне не доверили бы не только стадо, но даже поросенка в поле, — у меня было одно заветное желание: мне хотелось побывать в лесу. Все, кому я решался высказать свое желание, неизменно подымали меня на смех.
— Экая подумаешь невидаль — лес! Ты что же, малыш, клад там зарыл или зерна жемчужные посеял?
Клад! Жемчужные зерна! В ту пору я даже не понимал значения этих слов. Мои желания не простирались тогда так далеко.
Обычно мой отец и три моих дяди привозили мне из лесу то голубиные яйца, то зайчонка, то маленьких пискливых перепелят; они дарили мне пригоршни лесных орешков с плотными сочными ядрышками — мое любимое лакомство; привозили они мне и пучки красноватых гибких ивовых прутьев, из которых я плел потом маленькие запруды для рыб, водившихся в нашей речушке. Каждую весну я получал в подарок маленькую звонкую дудочку, искусно вырезанную из тростника.
Я чувствовал себя в ту пору безгранично счастливым.
Если иметь в виду, какое впечатление производили на меня, маленького мальчика (звали меня Симоном), все эти подарки, привезенные из лесу, — могло ли показаться смешным и необычным мое желание увидеть лес.
Не удивительно, что тогда я не мог и не решился бы задать этот вопрос. Но я отлично чувствовал, что родные были неправы, подымая меня на смех. Вместо того чтобы выполнить мою неприхотливую просьбу, они, как я уже сказал, потешались надо мной, думая тем самым отбить у меня охоту увидеть лес.
Они, конечно, ошибались… Произошло как раз обратное: насмешки взрослых только подогрели мое желание, и вскоре оно стало неодолимым! В каком бы веселом настроении я ни был, стоило мне вспомнить лес — веселье исчезало бесследно.
Однажды, когда я, сидя верхом на палочке, играл в кругу своих сверстников, меня вдруг с новой силой охватило желание увидеть лес. Незаметно от товарищей я погнал своего скакуна к деревне, посреди которой и поныне стоит полуразрушенная церковь. К этой церковушке я и направил своего коня. Не знаю, что на меня нашло, но только помню хорошо, что, войдя в церковь, я приблизился к образу Божьей Матери, опустился на колени и стал молиться. Я горячо просил ее исполнить мое заветное желание.
— Это ты, Симон? Ты что тут дурачишься, пострел? — раздалось за моей спиной.
Я тотчас же узнал голос моей бабушки, — вскочил и опрометью выбежал из церкви. Мне показалось, что я совершил недостойный и смешной поступок… и решил не возвращаться домой до ужина. И в самом деле, было уже совсем темно, когда я скрипнул дверьми нашего хлева. Мне хотелось узнать, дома ли бабушка. «Что говорят обо мне?» Я притаился за дверью, прислушался. До меня донеслись голоса собеседников. Один из них был наш сельский дьякон Захарий, корчивший из себя дворянина.
— Поверь мне, Георгий, — говорил дьякон, — поверь! Не годится тебе, братец, жить рядом с церковью! Ведь святой Георгий видит каждое твое деяние.
— Да славится его святое имя! — прервал дьякона отец. — Пусть видит! Богу ведомо, что в моем роду никто человека не убивал, краденого в дом не приносил.
— Эх, Георгий, Георгий, — продолжал дьякон, — кто из нас безгрешен перед господом богом? Ты, может, и не знаешь всех прегрешений своей семьи, а всевышнему они открыты, дорогой! И потому добрый мой тебе совет — снимись отсюда да переселись поближе к саманнику{247}.