Литературный альбом: Москва – Санкт-Петербург. Классики. Наставники. Коллеги. Друзья

Каралис Дмитрий Николаевич

С. А.: О своих интересах. Есть конкретные поводы для беспокойства – огромные проблемы в среднем и особенно высшем образовании, проблема, связанная с ЕГЭ, и так далее.

Д. Г.: Это правильно. Вот говорят, люди могут возмутиться, выйти на улицу… Мы живем в абсолютно беспартийной стране. Сегодня у нас нет никакого лозунга! Все партии сегодня – это липа, полная туфта, нет никакой привлекательной, понятной идеологии. Во времена Октябрьской революции были ясные простые лозунги. "Мир без аннексий и контрибуций!" "Землю – крестьянам, фабрики – рабочим!" Это было вранье, но общественные призывы были понятны и привлекали людей. Какой лозунг сегодня?

М. И.: – "Обогащайтесь!"

С. А.: Наверное, "Больше демократии!" Но это мало кого волнует.

Д. Г.: Это не лозунг. Что такое «больше», "меньше", что такое «демократия»? Лозунга нет, потому что нет программы, нет идеологии у партий. А если ничего этого нету, что может требовать интеллигенция? Вот, смотрите: не стало крестьянства. Даже слова сейчас такого нет. Слово «колхозники» ликвидировано. Слово «крестьянство» забыто, никто не знает, что это такое. А как же называются сельские жители? И куда делся пролетариат, его величество рабочий класс? И где он о себе заявляет? Его и хвалить-то невозможно, потому что непонятно, как он выглядит.

Владимир Желтов (В. Ж.): И ругать нельзя, потому что его практически нет.

Д. Г.: Где былое уважение к людям физического труда? Одни белые воротнички.

М. И.: Белые воротнички теперь называют "офисный планктон".

Д. Г.: Вы замечали, что у нас в Ленинграде-Петербурге творится с названиями магазинов? «Полушка», "Копеечка", «Пятерочка» – что это такое? Это магазины для бедных?

М. И.: Название подразумевает, что да.

Д. Г.: Полушка – это четыре монеты на копейку. Меньше монеты не было. Зато есть супермаркеты "О'Кей". "О'Кей" и «Полушка». Вот между ними и располагается все наше общество. И мы считаем такой разброс в порядке вещей. Уже в названиях подчеркнута поляризация жизни: вам, беднякам, положены свои магазины!

С. А.: Некрасиво. А для сельских жителей сейчас новое слово придумали, которого и в словарях нет, – сельчане. Такого слова никогда не было. Есть "селяне".

Д. Г.: Не было такого слова. И оно ничего не выражает, потому что в «сельчанах» нет труда. Я думаю, это вызвано и тем, что страна села на нефть, на газ, на лес, и наша исконная работа на земле, перестала быть главной заботой и власти, и народа. Раньше наша дорогая интеллигенция на поля ездила, перебирала овощи на базах и все прочее. Сейчас мы получаем картошку из Голландии, из Израиля, не знаю еще откуда. Чего ее перебирать? Мы во многом стали жить на халяву. Я был под Сургутом – огромные пространства, работают нефтяные качалки, никого нет. Качают. Или мы хвалимся Петербургом – автомобильные заводы – «Форд», "Дженерал Моторс", «Тойота»… Это сборочные заводы! Это Чарли Чаплин – его герой закручивает гайки. Помните картину? Это что, творческий труд, о котором мы раньше говорили? Он требует головы, выдумки, интеллекта, какой интерес имеет? Ничего он не имеет. Настоящей работы не появилось, нам словно не доверяют. Это очень неприятный, нехороший процесс. Если у человека нет творческого труда, он вырождается.

М. И.: Даниил Александрович, как вы думаете, в Западной Европе, в Соединенных Штатах есть сейчас духовная сила, которая мобилизует их общественное сознание, заставляет двигаться вперед, развиваться?

Д. Г.: Ну вот, перевыборы американского президента. От убийства чернокожего проповедника Мартина Лютера Кинга до избрания чернокожего президента Барака Обамы прошло всего сорок лет. Так переделать общественную психологию, сломать предрассудки – это громадный путь для большой страны, для большого народа. Мы это недооцениваем. Помню, в конце 1970-х годов я зашел в Новом Орлеане в читальный зал посмотреть газеты. Сел за стол рядом с негритянскими женщинами. Вдруг они поднялись и ушли за другой стол, очень демонстративно. Такая была обстановка.

Дмитрий Каралис (Д. К.): Даниил Александрович, если вы позволите, у меня вопрос, лежащий в стороне от больших общественных тем, но интересующий многих читателей. Как вам удается сохранять и работоспособность, и ясность ума, и физическую форму? Помню, несколько лет назад вы переплывали знаменитое Щучье озеро в Комарове, я сам видел, как вы подтягиваетесь на гимнастических кольцах. Это ваш принцип – держать себя в отменной физической форме? Как вы проводите свой день?

Д. Г.: У меня нет никаких рецептов и секретов. Я как жил, так и живу, и потребность в физических нагрузках, в физическом труде такая же, как у каждого. Я люблю побродить, погулять, но единственное нехитрое правило, которого я придерживаюсь после войны, можно сформулировать одной фразой: мой сегодняшний день должен быть самым счастливым днем в моей жизни.

М. И.: Это война произвела на вас такое действие?

Д. Г.: По-моему, да. Жизнь каждого человека – это чудо. Потому что нас со всех сторон окружают всевозможные риски, болезни, несчастья, потери, неудачи и так далее. Жизнь можно воспринимать и как серию неудач, и как серию везений.

М. И.: Вы часто ощущаете себя счастливым?

Д. Г.: Часто. Я могу разговаривать, думать, работать, гулять – разве это не праздник?

М. И.: И тем не менее посмотрите на окружающих, вы найдете кучу миллионеров, которые находятся в депрессии и даже сводят счеты с жизнью. Что им мешает жить, почему они несчастны?

Д. Г.: Вы рассуждаете, исходя из рубля. Почему из рубля, когда есть более важные ценности жизни? А любовь? А дети, а природа, а здоровье, а хорошая книга, а музыка?

М. И.: А как вы поняли, что вы писатель? Был какой-то импульс?

Д. Г.: Нет, была просто потребность писать. Я же по специальности инженер, а потом научный работник. Я долго стыдился этого и писал по ночам, и моя покойная жена считала: одни пьют, другие в карты играют. А мой муж – пускай пишет. Она смирилась с этим. Поскольку я любил ее, для меня было очень важно, чтобы она поверила в меня. Но откуда она могла поверить? Я сам не верил себе…

М. И.: Но вы были счастливы, когда писали?

Д. Г.: Не совсем точное слово. Было просто желание, потребность. И было хорошо – ребенок спит, жена спит, я могу сидеть и писать. Мы жили в одной комнате, надо было замаскировать лампу, чтобы свет им не мешал… А утром – на работу.

Д. К.: Даниил Александрович, у вас есть в Петербурге любимые места, куда стремится душа, где вы любите прогуливаться?

Д. Г.: Люблю старые кварталы – Петроградскую сторону, откуда начинался город: все эти Монетные, Певческие, Пушкарские. Люблю Петропавловку и все вокруг нее. Люблю Новую Голландию. Люблю Кировский завод. Это все мое. Люблю пригороды.

М. И.: Как вы думаете, отстоим мы свой город против чудовищной застройки? Газета "Невское время" очень активно ведет вот эту тематику против застройки исторического центра.

Д. Г.: Это хороший, правильный вопрос. Есть какая-то усталость у людей, настроение, что ничего не удастся изменить. Думаю, нельзя прекращать усилий. Надо долбать и долбать. Не надо считаться ни с какими обстоятельствами – надо противостоять, требовать, возмущаться и так далее. Я чувствую, кое-что уже изменилось в подходе – и высотный регламент, и другие вещи уже появились.