Литургия красоты. Стихийные гимны
Шрифт:
Мне странно подумать, что трезвые люди
Способны затеять войну.
Я весь — в созерцательном радостном чуде,
У ласковой мысли в плену.
Мне странно подумать, что люди враждуют,
Я каждому рад уступить.
Мечты мне смеются, любовно колдуют,
И ткут золотистую нить.
Настолько исполнен я их ароматом,
Настолько чужда мне вражда,
Что, если б в сражении был я солдатом,
Стрелял бы я метко, из честности бранной,
Но верил бы в жизнь глубоко.
Без гнева, без страха, без злобы обманной,
Убил бы и умер легко.
И знал бы, убивши, легко умирая,
Что все же мы браться сейчас,
Что это ошибка, ошибка чужая
На миг затуманила нас.
Да, я наверно жил не годы, а столетья,
Затем что в смене лет встречая—и врагов,
На них, как на друзей, не в силах не глядеть я,
На вражеских руках я не хочу оков.
Нет, нет, мне кажется порою, что с друзьями
Мне легче жестким быть, безжалостным подчас:—
Я знаю, что для нас за тягостными днями
Настанет добрый день, с улыбкой нежных глаз.
За миг небрежности мой друг врагом не станет,
Сам зная слабости, меня простит легко.
А темного врага вражда, как тьма, обманет,
И упадет он вниз, в овраги, глубоко.
Он не узнает сам, как слаб он в гневе
сильном,
О, величаются упавшие, всегда:—
Бродячие огни над сумраком могильным
Считает звездами проклятая Вражда.
Я знаю, Ненависть имеет взор блестящий,
И искры сыплются в свидании клинков.
Но мысль в сто крат светлей в минутности
летящей,
Я помню много битв, и множество веков.
Великий Архимед, с своими чертежами,
Прекрасней, чем солдат, зарезавший его.
Но жалче тот солдат, с безумными глазами,
И с беспощадной тьмой влеченья своего.
Мне жаль, что атом я, что я не мир—два мира!—
Безумцам отдал бы я все свои тела,—
Чтоб, утомясь игрой убийственного пира,
Слепая их душа свой тайный свет зажгла.
И, изумленные минутой заблужденья,
Они бы вдруг в себе открыли новый лик,-
И, души с душами, сплелись бы мы как звенья,
И стали б звездами, блистая каждый миг!
ТРОЙСТВЕННОСТЬ ДВУХ
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Возвращение к жизни, и первый сознательный взгляд.
— «Мистер Хайд, или Джикиль?» два голоса мне
говорят.
Почему ж это «Или»? я их вопрошаю в ответ.
Разве места обоим в душе зачарованной нет?
Где есть день, там и ночь. Где есть мрак, там
и свет есть всегда.
Если двое есть в Мире, есть в Мире любовь и вражда.
И любовь ли вражду победила, вражда ли царит,
Победителю скучно, и новое солнце горит.
Догорит, и погаснет, поборется с тьмою—и ночь.
Тут уж что же мне делать, могу ли я Миру помочь.
Ничего, Доктор Джикиль, ты мудрый, ты добрый
ты врач,
Потерпи, раз ты Доктор, что есть Мистер Хайд,
и не плачь.
Да и ты, Мистер Хайд, если в прятки играешь,
играй,
А уж раз проигрался, прощай — или вновь начинай.
И довольно мне слов. Уходите. Я с вами молчу.
— О, начало, о, жизнь, неизвестность, тебя я хочу!
МИРОВОЕ ПРИЧАСТИЕ
«L'id'e e pure, l'infini, j'y aspire, il m'attire»…
О, искавший Флобер, ты предчувствовал нас.
Мы и ночи и дни устремляемся в Мир,
Мы в Бездонности ждем отвечающих глаз.
В наших жилах течет ненасытная кровь,
Мы безмерны в любви, безграничны вдвоем.
Но, любя как никто, не обманемся вновь,
И влюбленность души не телам отдаем.
В океанах мечты восколеблена гладь,
Мы воздушны в любви, как воздушен туман.
Но Елены опять мы не будем искать,
И войной не пойдем на безумных Троян.
Нет, иное светло ослепило наш взор,
Мы коснулись всего, растворились во Всем.
Глубину с высотой сочетали в узор,
С Мировым в мировом мы причастия ждем.
Больше медлить нельзя возле старых могил,
Что прошло, то прошло, что мертво, то мертво,
Мы в стозвучном живем, в Литургии Светил,
В откровеньи Стихий, в воскресеньи Всего.
«PAX HOMINIBUS BONAE VOLUNTATIS»
Мир на Земле, мир людям доброй воли.
Мир людям воли злой желаю я.
Мир тем, кто ослеплен на бранном поле,