Литургия красоты. Стихийные гимны
Шрифт:
Их вид спокоен и. беззвучен,
И тот узор светло сплетен,
В серебряный, в хрустальный сон,
Среди уклончивых излучин.
И без конца поют ручьи,
И нежат душу в забытьи
Воздушно-сладкою тоскою.
Как разность ярко здесь видна,
Как ясно, что Вода — одна:
Ручей различно-схож с рекою.
И нам преданья говорят:
Ручей с рекой — сестра и брат.
Ручей ласкает слух, влечет
Ручей журчит, звучит, баюкает, поет.
Река лелеет глаз, дает успокоенье
Движеньем медленным безмолвствующих вод.
Ручей, как чаровник, дремотно шепчет, манит,
Ручей гадает нам, и вкрадчиво зовет.
Река наш зыбкий дух яснит, а не туманит
Успокоительным теченьем светлых вод.
Ручей нам говорит: «Люби! Люби! Люби же!»
Но в нем не отражен глубокий небосвод.
Кто в реку заглянул, тот Небо видит ближе,
Лазури хочется безмолвствующих вод.
4
Но переменная Вода
Быть хочет разною всегда,
Восторг рождает полногласный.
К преображениям бежит,
Меняет вид, и жить спешит,
Не уставая быть прекрасной.
Вон бьется гейзер голубой,
Весь очарованный собой,
С водою бешено-кипящей.
Как ослепительно-светла
Она выходит из жерла,
Кругом бросая пар свистящий.
Столбами пляшет влажный прах,
Несчетность радуг в тех столбах,
Падение дождей алмазных.
Слиянье светов и теней,
Переплетение огней,
Всегда одних и вечно разных,
Там дальше море-Океан,
Неизмерим и неогляден,
На дне утесы, пасти впадин,
Подводных сил военный стан.
Проходят быстрые акулы,
Домам подобные киты,
В прорывах влажной темноты
Спиральные родятся гулы.
В круговращении своем
Чудовищной змее подобной,
Гудит и плещет сечкой дробной,
Воронка адская, Мальстрём.
Совсем другого Океана
Другие области встают,
Существ невидимых приют,
Затишье в круге урагана.
Кораллы меж морских валов,
Водой рожденные картины,
Червеобразные плотины
Кольцеобразных островов.
Людских строений первотипы
Оазисы пустынь морских,
Не люди создавали их,
А кругодумные полипы.
Им света хочется--и вот
Растут узорные сплетенья,
Осуществляются хотенья,
Оазис круговой живет.
Из влаги восстают кораллы,
И волны бешено кругом
Несутся в строе боевом,
Как викинги в предел Валгаллы.
О, да, я знаю, что всегда,
Полна безмерных чар Вода,
Но понял это я не сразу.
Все в мире нужно различать,
На всем лежит своя печать,
И аметист — не брат алмазу.
5
Я помню, в далекие детские дни
Привиделся странный мне сон.
Мне снилось, что белые в Небе огни,
И ими наш сад озарен.
Сверкают далеко холодные льды,
Струится безжизненный свет,
Звезда отражает сиянье звезды,
Сплетаются гроздья планет.
Сплетаются тысячи крупных планет,
Блестят, возрастают, растут.
Но в этом сияньи мне радости нет.
Цветы предо мной не цветут.
Ребенку так нужен расцвет лепестка,—
Иначе зажжется ли взгляд.
Но нет предо мною в саду ни цветка,
Весь — белый безжизненный сад.
И стал я тихонько молиться в бреду,
И звезды дрожали в ответ.
И что-то как будто менялось во льду,
И таяли гроздья планет.
И, в светлой по новому, в той полумгле
Возникли потоки дождя.
Они прикоснулись к далекой Земле,
С высокого Неба идя.
Полмира окутал блистающий мост,
В нем разные были цвета.
В нем не было бледности мертвенных звезд,
Живая была красота.
О, чудо! О, радость! Вблизи, предо мной,
Вдруг ожил мой сказочный сад.
Цветы расцветали живой пеленой,
Был светел младенческий взгляд.
Раздвинулись полосы ровных аллей,
Светло заиграл изумруд.
Под частою чащей зеленых ветвей
Цветы голубые цветут.
Багряных, и алых, и желтых цветов
Росла золотая семья.
Ребенку так нужен расцвет лепестков,
И это так чувствовал я.
И в ландышах белых, от капель дождя,
Иначе зажглась белизна.
И дождь прекратился. И, с Неба идя,
Струилась лишь музыка сна.
Мы видим в младенчестве вещие сны.
Так близки мы к Небу тогда.
И этого сна, и цветов пелены,
Не мог я забыть никогда.
С звездою, блистая, сплеталась звезда,