Ливонское зерцало
Шрифт:
— Не пойму, дядя Дементий, к чему ты речь ведёшь, — отводил глаза, прятал досаду Николай.
— А вот к чему, любезный... У Ивана Васильевича нрав, — ты уж слышал, конечно, — премного крут. А тут ещё государыня-матушка Анастасия Романовна хворает [17] . Раздражён государь. Он, как сухая трава по осени, от малой искры вспыхивает. От громкого слова может сорваться и возгореться неукротимым пожаром. Тогда уж за голову бойся, его скоро не остановишь, не погасишь. Поэтому, юноша, не раздражай его. В глаза ему прямо не смотри, ни о чём его не спрашивай. Только отвечай коротко, когда он сам спросит. Да не гляди, что он просто одет, не обманывайся. Простой снаружи, нравом он не прост. И упаси тебя, строптивого, Господь что-то против сказать. Этого Иван Васильевич мало от кого терпит.
17
Царица Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева тяжело заболела в 1559 году; умерла она 7 августа 1560 года. Доказана версия отравления. Исследование останков Анастасии Романовны имело место в 2000 году. В сохранившейся косе, в остатках погребальной одежды и в собственно тлене были обнаружены в значительной концентрации ртуть, мышьяк и свинец. Предполагают, что отравителями были советники государя, считавшие Захарьиных причиной своих неудач.
— Я понял, дядя. Лучше смолчу.
— И на будущее дам тебе наказ: каков бы ты ни был в мыслях, будь, как угорь, вёрток в речах, будь в делах, как налим, гибок, и жизнь проживёшь долгую, успешную, поднимешься высоко и будешь людям приятен. Наказ этот очень скоро тебе пригодится.
— Буду, дядя, — обещал Николай, хотя и не понимал вполне, где ему очень скоро может пригодиться сей мудрый наказ.
Думный дьяк Иван Висковатый был в отъезде, и дядя Дементий, войдя в приказ, повёл Николая в покой дьяка. Николай замечал, что другие подьячие уважали и как будто немного побаивались дядю Дементия. Когда тот по приказу проходил, они, если не были чем-то сильно заняты, поднимались из-за столов и ему слегка кланялись. А какой-то молодой подьячий не заметил, что дядя Дементий вошёл, — так ему свои же подзатыльник дали, и он, увидя Дементия, немало испугался. Верно, дядя Дементий был у Висковатого в любимцах и временщиках, наделённых властью.
Ждали Ивана Васильевича.
В покое Висковатого сидели вдвоём. Дядя Дементий, заметив, что Николай волнуется, что часто поглядывает на прикрытую дверь, предложил ему побаловаться пером. Дядя читал, а Николай за ним записывал. Дядя заглядывал через плечо и не скрывал, что рука Николая ему по нраву. Занятые этим делом, подьячий Дементий и Николай не заметили, что вдруг стало тихо в приказе, что ни говора, ни стуков и шорохов обычных, какие всегда доносятся из палат, в коих много людей, уже не было...
Чуть скрипнула дверь, и в покой Висковатого вошёл государь. Неслышно он вошёл — верно, мягкие на нём были сапожки. Но Дементий и Николай обернулись на скрип. Замерли оба: один с книгой в руках, другой — с писчим пером над бумагой. Иоанн, словно не замечая их, первым делом перекрестился на иконы в углу, проговорил полушёпотом краткую молитву; потом только обратил взор на присутствующих.
Николай, прежде не видевший Ивана Васильевича, сразу понял, что это вошёл государь. Хотя и одет тот был просто. По глазам понял. Спокоен и значителен был взгляд государя; не тяжёл, не самовластен, как говорили, он показался Николаю — прозорлив; подумалось в этот миг: как будто, все тленные оболочки минуя, заглядывал государь сразу в мысли, и как будто насмотрелся уж он в других подлых мыслей, глядел с некоей готовностью к разочарованию — одному из бесконечной череды разочарований, — но, причины для разочарования не найдя, подлой мысли не прочтя, всё более полнился удивлением и приязнью во взоре... Больше ничего не успел Николай разглядеть в серых глазах Иоанна (но и того было довольно), ибо склонился в поклоне и только сапожки государевы видел обувистые [18] — и в самом деле, должно быть, мягонькие, сшитые из тончайших кож искусным обувщиком-татарином.
18
Обувистый — просторный, удобный.
Покончив с поклоном, выпрямился Николай и стал с Иоанном лицо в лицо, глаза в глаза, ибо высок был государь, но отвёл глаза Николай, как наказывал ему накануне дядя Дементий.
Иван Васильевич ступил к оконцу, тем самым вынудив Николая повернуться лицом к свету. Голос государя был негромкий, но сильный и приятный:
— Слышал уже, что доставили тебя. Пришёл взглянуть. Повернись-ка, юноша...
Пока Иоанн рассматривал Николая, и Николай осторожно рассматривал Иоанна.
Был высок и худощав московский государь. Кабы не некоторая сутулость, — будто от давления на плечи тяжкого бремени, — можно было бы сказать, что государь хорошо сложен, и можно было бы мысленно даже поставить его в ряд древних греческих атлетов, соревнующихся друг с другом в виду обиталища богов — Олимпа. Были у Иоанна длинные волосы, ниспадающие на широкие плечи, и начинающее лысеть чело, были усы и короткая рыжеватая бородка, крупноватый, с высокой горбинкою нос византийских правителей.
Чуть улыбнулся государь:
— И верно — похож.
— Похож, похож, — отозвался с живостью дядя Дементий. — Только немец послабже будет. Но там его не видели уж много лет... Никому и в голову не придёт, что...
— Но как заговорит он, так и придёт им в голову, — усомнился Иоанн.
— Я второй уж день испытываю его, — мягко возразил подьячий. — Говорит хорошо. Оно и понятно — едва не среди немцев живёт. А ещё взгляни, государь: им писано по-немецки со слов моих. Из этой вот книги... — дядя Дементий с лёгким поклоном протянул государю листок.
Иван Васильевич только взглянул на листок, но не взял. Оглянулся на книгу, лежащую на столе:
— Знаю её: полезная книга обычаев немецких, как с демонами совладать [19] . И что?
— Всего две ошибки, государь.
Иоанн взглянул на Николая с одобрением:
— А узника он тебе ещё не показывал?
Николай отвёл глаза:
— Я даже не знаю, о чём здесь ведётся речь.
— Всё скрытничаешь, Дементий? Молодца женил, а он о том и не знает?.. — государь бросил на подьячего насмешливый взгляд, потом на Николая посмотрел серьёзно: — Дементий всё объяснит... Дело тебе важное хочу поручить. Если сделаешь, как того от тебя жду, многих православных убережёшь от гибели. Считай: святое дело поручаю...
19
По всей вероятности, подьячий Дементий диктовал герою из весьма популярной в XVI веке в Европе книги «Hexenhammer» («Молот ведьм»), или по-латыни «Malleus Maleficarum», написанной во второй половине XV столетия двумя инквизиторами, членами доминиканского ордена Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером (более известным под латинизированным именем Инститорис) и являющей собой руководство для охоты на ведьм. До 1520 года книга переиздавалась не менее тринадцати раз.
А Дементий все поклоны бил, и спина у него не скрипела:
— Вот сейчас, Иван Васильевич... Вот сейчас и покажу... Что было прежде времени-то показывать? Прежде разговора что было-то в узилище вести?..
Иоанн, прохаживаясь по покою, продолжил:
— Православие должно быть непременно с мечом, иначе православному миру не выстоять перед лицом многочисленных врагов. Ты во Пскове живёшь и хорошо знаешь, что Ливония — постоянная угроза. Чаще с немцами воюем, чем дружим. И ещё Ливония — прибежище врагов. Чем хуже будет ливонцам, тем лучше будет нам, православным. Этой истине много лет. Нужно разрушать их строения, портить их урожаи, угонять людей и скот; нужно вернуть то, что их епископы у наших предков отняли, нужно взять то, что они не смогут удержать, нужно выйти к морю и закрепиться там. И ты в этом можешь помочь, юноша. У тебя, похоже, светлая голова...
Выходя из покоя, государь взглянул на подьячего уже строго:
— Доложишь потом.
Глава 6
Предусмотрительность предотвращает хлопоты
Дементий со свечой — впереди, Николай следом. Вначале Николай вроде представлял направление, в котором они шли, но, поскольку коридор то и дело слегка поворачивал — и в одну сторону, и в другую, — очень скоро Николай поймал себя на том, что не смог бы уже сказать, к какой из башен кремлёвских или к каким каменным палатам вёл ход. Дементий всё прикрывал рукой огонёк свечи, боясь, что дуновение сквозняка погасит его и придётся двигаться вперёд на ощупь. Время от времени дядя Дементий предостерегал Николая: тут поворот, за стену держись, здесь приступок, не споткнись, а вот — не упади, любезный, — яминка... Наконец кончился коридор. Дементий толкнул деревянную дверь, и они оказались в некоей темнице, слабо освещённой несколькими свечами, где у другой двери стояли двое рослых стрельцов с бердышами в руках и большими ножами на поясе. Стрельцы кивнули Дементию; один из них услужливо отворил перед ним дверь. За дверью Николай разглядел в неверном свете свечи ступени каменной лестницы, круто уходяшей вниз.
Пока спускались в узилище, дядя Дементий рассказывал Николаю о деле. Долго рассказывал, ибо глубоко было узилище и лестница длинна; важных обстоятельств не упустил, не поскупился и на околичности. Так узнал Николай об остановленном весной обозе немецких купцов из Полоцка, о тайных грамотах, обнаруженных при юном кауфмане [20] Николаусе Конраде Смаллане, о том, как мудрый воевода Мстиславский велел спешно доставить Николауса Смаллана в Москву и как допрашивал его думный дьяк Висковатый, а после и сам государь стал заходить, удивлённый точностью сведений, указанных в грамотах. Особо описал подьячий облик узника-немца и заметил, что на Николая Репнина похож этот Николаус Смаллан, как бывает похож брат на брата. Он-де о том дьяку и государю сказал и поделился с ними предерзкой мыслью: а ну как поменять татя на честного, отраву — на целительное зелье, злодея — на праведника; иными словами: вместо Николауса Смаллана послать к комтуру и к старому магистру орденскому Николая Реннина скрытным дозорщиком. Сия дерзкая мысль пришлась государю по душе. И вот Николай Репнин здесь — спускается к полоцкому узнику в узилище. А далее, сказал подьячий, — всё в руках Божьих и в счастливой планиде юного псковского удальца.
20
Kaufmann — купец