Ливонское зерцало
Шрифт:
И пришло время, когда Мартина уже ждала прихода своего любовника. Самих ночей она с нетерпением ждала. Не засыпала. Когда же? Когда же? Когда же придёт он? — стучала в голове мысль. Замирало от предвкушения новых ласк и нового счастья сердце. Он не обманывал ожиданий, приходил. И она отдавалась ему с той же страстью, с какой он её хотел, с какой он ею овладевал.
И он не был уже с ней груб; он, кажется, проникся к ней чувством. Он умело, волнующе ласкал её, и только насладившись ласками, он медленно наползал на неё и распинал на глади простыни.
Мартина уже не искала возможности увидеть его — желанного, любимого. Она уже знала, кто он, потому что...
Как-то в порыве страсти тайный любовник её прошептал, что она — земля, почва, а он — ветер, который неминуемо засеет её...
Глава 54
Следуя своей сути, но не видя её
Беспокойная это была ночь для барона Аттендорна и его семьи. Баронессе Фелиции опять стало хуже. Многие близкие уж заметили, что именно в полнолуние приходили и мучили её припадки. Этой ночью мучил благородную госпожу Фелицию бес-кот. Став на четвереньки у себя на постели, мяукала госпожа, потом, с постели ловко и мягко, совсем по-кошачьи, спрыгнув, бросилась она в угол комнаты и поймала мышь. И кабы Мартина вместе со старым слугой, повидавшим в покоях госпожи немало чудес, ту мышь у баронессы не отняли и не выбросили в окно, то баронесса придушила бы мышь зубами. Забившись в угол, шипела госпожа Фелиция на обидчиков своих, как кошка шипит в минуту опасности, и угрожающе двигала лапой. Разбудили барона. Тот велел позвать из деревни Лейдемана. Не было на лекаря надежды, но он мог хотя бы кровь пустить.
Лекарь ещё не пришёл, а Фелиции как будто полегчало. Барон Ульрих отпустил Мартану и старика-слугу спать, а сам ещё сидел возле ложа сестры, держал её за руку. Фелиция как будто заснула. В наступившей тишине Аттендорн и сам задремал. Когда же он очнулся от дрёмы, увидел, что ни на ложе, ни в покоях Фелиции нет.
Её видели в это время кнехты, стоявшие свою стражу на стенах и башнях...
Черной тенью — в чёрном плаще и в маске чёрной кошки — проходила госпожа Фелиция по галереям, поднималась всё выше по лестницам. Стражники делали вид, что не замечают её (ибо кто же увидит чёрную кошку, крадущуюся в ночи?) и что не слышат её мурлыканья. Когда Фелиция отдалялась, стражники, тревожно озираясь ей вслед, крестились; для многих уж не было секрета в том, что госпожа Фелиция, сестра комтура, влиятельного человека и мужественного воина, достойного рыцаря Ордена и чести, — ведьма. И никто с ней связываться не хотел, никто не хотел заступить путь ведьме. Шла себе и шла, даже там, где ходить ей было не положено. Лучше ведьму не заметить, чем потом страдать от порчи, от недуга и несчастий.
Долго стояла госпожа Фелиция, ведьма, на стене возле Южной башни; и долго и неотрывно смотрела она на полную луну. Косились на неё кнехты, не подходили близко, не просили сойти со стены и удалиться в покои. Стояла она, глядела на луну, облитая её светом, что-то себе будто пришёптывала, потом вдруг подняла руки, изогнула их красиво, как красиво изгибает крылья большая птица, готовясь взлететь, и... кинулась со стены головой вниз.
Стражники, что видели это, подняли тревогу, кто-то из них отчаянно застучал в барабан. Переполошился весь замок. Когда барон Аттендорн явился на стену, начальник замковой стражи Юнкер уже допрашивал кнехтов, очевидцев происшествия. Те говорили наперебой, но когда увидели старика Аттендорна, как один замолчали.
— Почему тревога? — спросил барон, вглядываясь в ночь, в поле и лес, довольно ясно видимые в лунном свете.
— Крепитесь, комтур, — призвал Юнкер, отворачивая лицо.
— Почему мне нужно крепиться? — даже в ночи было видно, как сильно он побледнел.
Юнкер ткнул пальцем в грудь какого-то кнехта. — Ты говори. Ты, кажется, больше всех видел. Ландскнехт, потрясённый и подавленный увиденным, поклонился барону.
— Я всё хорошо видел, комтур. Я как раз стоял в тени Южной башни... Пройдя мимо меня, она меня не увидела. Она стояла рядом со мной, и я хорошо видел её глаза, блестевшие...
— Кто? Кто — она?.. — перебил нетерпеливо Аттендорн. — Не тяни, кнехт.
— Сестра ваша. Госпожа Фелиция. Она бросилась со стены...
— Как? — барон отшатнулся от него. — Здесь? Отсюда?
— С этого самого места, — кивнул кнехт. — И упала она туда, — он указал в темноту по внешнюю сторону замка.
Барон подошёл к краю стены и стал смотреть вниз.
— Что же мы тут стоим? Надо пойти туда. Может, ещё не всё потеряно? Может, ещё уберёг её от гибели Господь?..
— Я послал людей за факелами, — доложил Юнкер.
Тут они услышали, что заработал механизм, опускающий мост, и увидели, что внизу забрезжил жёлтый свет факелов. Несколько кнехтов вышли из ворот и направились к Южной башне. Пройдя шагов тридцать, ландскнехты с факелами добрались как раз до того места, где стояли на стене барон, рыцарь Юнкер и кнехты из стражи. Вот наконец люди с факелами подошли к краю сухого рва. И все увидели тело Фелиции. Баронесса лежала на дне рва, на камнях, навзничь. Даже с высоты стены было видно, что она мертва. Как у неё вывернута была шея... с таким увечьем оставаться в живых просто невозможно.
Когда Аттендорн и Юнкер спустились со стены, тело Фелиции уже достали из рва. Воины стояли над баронессой тесным кружком.
— Расступитесь! Расступитесь! — велел Юнкер.
Барон, растерянный, бледный, с всклокоченными волосами, опустился возле тела на колени.
— Ах, Фелиция... Ах, Фелиция... — качал он головой.
Здесь как раз подошёл Лейдеман, за которым накануне посылали в деревню.
Он сказал:
— Какие тяжкие настали времена. Лекарю в Радбург хоть не приходи. Один повод печальнее другого.
Присев на корточки с другой стороны от Фелиции, он снял с её лица маску, закрыл мёртвые глаза баронессы, потом вытер свои пальцы платком.
— Мазь какая-то...
При этом все обратили внимание на то, что кожа на лице и на руках у мёртвой госпожи Фелиции лоснилась от мази.
Лейдеман осмотрел сломанную шею баронессы.
— Здесь уже никак было не помочь, господа. Она умерла сразу — едва только упала.
Опираясь на предплечье Юнкера, барон тяжело поднялся с колен. И заметил Лейдеману: