Лиюшка
Шрифт:
Валя спала на его руке, и он боялся пошевелиться, вспугнуть ее сон. Потрясенный, он не мог понять, за что судьба подарила ему эту простую, милую женщину, это острое наслаждение. Он смотрел на ее отдыхающее родное лицо и улыбался, воображая, как бы ахнули все его интеллигентные друзья, увидев ее у него дома с двумя детьми, в этом деревенском цветастом платьице. Павел Иванович вспомнил свой день отъезда.
Он, усталый, нажал кнопку, и тяжелая дверь камеры открылась,
Он прошел этим гулким коридором до лифта и поднялся наверх, сдав пропуск и сняв шлем и защитный костюм, встал под душ. После, одевшись, снова вошел в лифт и, поднявшись выше, зашел в столовую.
В зале была одна Лидия Петровна, она осторожно и медленно ела мороженое.
Павел Иванович заказал окрошку, лангет и сел за ее столик.
— Павел Иванович, вы не будете возражать, если мы сегодня посетим вас? — весело спросила Лидия Петровна. — Наш коньяк, ваши фрукты. Мальчики в честь вашего отъезда решили сегодня выбраться из своих камер.
— Если в честь отъезда, то можно, — улыбнулся он.
Лидия Петровна встала:
— Отлично. Значит, до вечера…
— Как там Шабалин?
— Только что из их «подземелья» раздался крик радости, звонил Макушкин: Шабалин нашел формулу.
— Молодцы! Я сейчас позвоню ему.
Но звонить не пришлось. Шабалин сам явился в столовую. Бледный, с запавшими, но блестящими глазами, он тяжело шел от двери.
— Станислав Юрьевич, вы опять обедаете не вовремя? Безобразие! Объявляю выговор… Садитесь…
Лидия Петровна быстро исчезла.
Шабалин молча сел, насупившись, поставил руку локтем на стол и опустил в ладонь голову:
— Я есть хочу.
— На, — все так же хмуро сказал Павел Иванович и пододвинул Шабалину свою еще не тронутую окрошку, — мне принесут, ешь.
— Спасибо! — Стал шумно есть и чертить на салфетках, рассказывать, как бился весь день над формулами и делал опыты.
Шабалин недавно защитил докторскую, но почему-то не был рад этому. Он был умен, вспыльчив и упрям. Шабалину предлагали место в научном центре — отказался.
— Где будет Павел Тёкин, там буду я, — говорил он.
Павел Тёкин был благодарен ему за это, потому что он очень трудно сходился, привыкал к новым людям. О лучшем помощнике он и не думал.
Вечером в его коттедж на двух машинах пожаловали гости, все в черном, важные и чересчур внимательные к единственной даме.
— Знаете, — потирая руки, сказал Шабалин, — да пусть простит меня женщина, я снимаю пиджак и готовлю шашлык… Ладушка, будь добра, поищи в этом доме передник… Я, братцы, уже забыл, когда баловался коньячком. Думаю, что шеф меня за это не осудит, а?
— Шеф тебя не осудит, — возбуждаясь предстоящим весельем, пообещал Павел Иванович.
Все пошли по дорожке, выложенной плитняком
— Стас Юрьевич, прежде чем мы дождемся твоего шашлыка, нас съедят комары, — сказала Лидия Петровна, раскрывая объемистую сумку и вынимая шампуры с нанизанными кусочками мяса.
— Господа! — внушительно сказал Шабалин. — Присаживайтесь! Через тридцать минут вы получите неописуемое наслаждение. А пока отдыхайте на лоне природы, набирайтесь сил… Я разрешаю… Ладушка, принеси в соуснице водицы, остальное я сделаю сам.
Тихая гладь воды дышала покоем. Тонким дымком с каменистых берегов поднимался туман и стлался над замершим, неподвижным озером. Далеко за горами дотлевал закат, и слабые его отблески тихо таяли в темной воде у плотика.
— Давайте по маленькой, — предложил кто-то. — За удачу Шабалина.
И на столе появились высокие пузатые бокалы, затем коньяк.
— Лидия Петровна, Лидушка! — кричал Шабалин. — Я держу твой бокал… Где ты?
— Иду, — сказала она, неся тарелку с земляникой.
Она была возбуждена, красива. Черные волосы она носила коротко, зачесывая со лба и опуская на виски аккуратные завитки. Ее короткое белое платье-рубашка со стежкой черных пуговиц спереди оттеняло загар. На черных туфлях сияли, переливались большие пряжки, и мужчины молча посматривали на их тревожащий лучистый блеск от костра, на ее стройные ноги.
Неожиданно начал моросить дождь. Все перебрались в дом, лишь Шабалин, прыгая и радуясь, как ребенок, мужественно мок под дождем, оберегая свое ароматное сокровище.
Наконец он сбегал в дом за блюдом, снял шампуры и разворошил костер.
В доме, в небольшом, но уютном зале, то вспыхивала, то никла нежная музыка, на столе горели свечи. Мужчины, поснимав пиджаки и галстуки, сидели в креслах и говорили о работе.
— А я считаю, — выкрикивал с горячностью молодости маленький, кругленький Сахаров, — мы обязаны дать это чертово топливо. И мы дадим его!..
Шабалин внес дымящийся шашлык. Все оживились.
— Да здравствует Стас и его новый рецепт изготовления шашлыка! Ура-а! — смеясь, крикнула Лидия Петровна.
— Жениться мне на тебе, что ли? — сказал Стас, делая озабоченное лицо и водружая на середину стола блюдо.
— Нет, — твердо сказала она, расставляя на белой скатерти тарелки, — тебе нужна жена без всяких творческих порывов, которая бы жила только для тебя: мыла, стирала, растила детей, по утрам подносила галстук и кофе. А мне нужен муж, который бы жил для меня, потому что двое заумных в семье — уже скучно.