Лобовое столкновение
Шрифт:
В забегаловке чувствовался сладковатый запах дури. Сюда не забредали туристы и богатые оболтусы. Здесь тусовались цветные и сомнительная публика из рабочего предместья.
— Что ты себе позволяешь, мать твою? — Француз постучал длинным ногтем по стеклу наручных часов. — Слушай, я девок не жду по полчаса. А ты опоздал… Хрен знает на сколько.
— У меня были причины.
— У всех причины, ядрена вошь. Если бы ты…
— Если бы у бабушки был член, она была бы дедушкой, — не дослушал Кот. — Давай по делу.
— Слышь ты, кончай тут понты кидать, — Француз дыхнул Коту в лицо табачным дымом и злорадно усмехнулся. — Ты не у мамы дома.
Француз общался со всеми людьми в своей наглой манере. Его переполняло чувство собственной значимости. Руки чесались перевернуть стол, смахнув с него бутылку красного и стакан, и пару раз насадить морду Француза на кулак.
— Ладно, — пересилив себя, кивнул Кот. — Какие обиды? Замнем для ясности. Я просто плохо знаю город.
— Хочу тебя обрадовать, — продолжал усмехаться Француз. — С «мерседесом» вышел полный облом. Тот лох, с которым мы вели переговоры, в последний момент дал задний ход. Говорит, что ему не нужны деньги, и вообще ссориться с местными властями из-за пустяка он не хочет. Три месяца как вид на жительство получил, а тут такая история.
— Какая история? — удивился Кот. — О чем ты? У лоха угоняют застрахованный мерс и платят наличманом.
— Еще раз объясняю, для дураков, чувак не хочет впутываться в сомнительные истории. И я не могу его сдвинуть с места, потому что колхоз дело добровольное.
— И я перся сюда через всю Европу, чтобы выслушать эту бодягу? — Кот сжал под столом кулаки. — Договорись с другим лохом. Мне нужен мерс, ты обещал помочь. Ты аванс получил, мать твою.
— Договорись… Легко сказать. Может быть, ты заметил, что в Париже новеньких мерсов гораздо меньше, чем в Москве, а? — по морде Артема Гречина расползлась змеиная улыбочка. — Проснись, чувак. Здесь ездят на французских таратайках. Это экономично и патриотично. Найти лоха с новым мерсом — проблема. И договориться с ним трудно. Так-то. Ты уже заказал обратный билет до Москвы? Напрасно. Я бы на твоем месте…
— А я бы на твоем месте засунул в задницу язык. Ты что тут основной? Всю масть держишь? Какого хера ты из себе корчишь?
Лицо Кота сделалось каменным, глаза сузились, кулаки налились свинцовой тяжестью. Видимо, в этом лице было что-то пугающее, страшное, и Француз угадал мысли собеседника. Розыгрыш зашел слишком далеко. Кот опасный мужик, и лучше с ним не шутить.
Пожалуй, он сейчас, не говоря ни слова, просто сгребет Француза за шкирку, волоком затащит в сортир и там пустит кровь изо всех дырок. А потом при виде беспомощного противника впадет в кураж и переломает Артему ходули. Наделенный живым воображением, Француз представил себя на больничной койке в бедной муниципальной больнице, представил врача, какого-нибудь коновала алжирца, недоучку и тупицу, едва говорящего по-французски. Алжирец грустно качал головой и смотрел на Артема так, как смотрят на безнадежного больного, который жив только по недоразумению. Если очень повезет, искалеченный человек дотянет до утра. А там тихо, не издав ни стона, откинет копыта. Неожиданно Француз стряхнул с морды хамскую улыбку, изменив тон, заговорил серьезным голосом.
— Ладно, в каждой шутке есть доля шутки, — сказал он. — Ты во Франции, и пора привыкнуть к тому, что люди здесь любят юмор.
— Ни хрена себе, — процедил Кот. — За такой юмор убивать надо. Из рогатки.
— Ладно, ладно… Правда, с этим местным лохом вышел облом. Но вот другой адрес. Тебе придется прокатиться в Германию. Это уже не шутка. С Восточного
— Что это за Юрген?
— Какая хрен разница. Знаю только, что он наделал долгов. Короче, человек к делу морально готов. Как говорится, он уже в соусе.
Француз положил на стол свернутую вчетверо бумажку. Налил в стакан красного пойла, сделал большой глоток и даже не подавился.
— Теперь прощай, я иду домой, — сказал Артем. — Буду пить пиво и купаться в лучах собственного телевизора. Выше нос, чувак, нас ждут великие дела. Я принимаю новые заказы.
Это были последние слова Артема Гречина. Через секунду он поднялся по вытертым ступеням лестницы и навсегда исчез из жизни Кота. Поэтому никаких великих дел не случилось, и новых заказов он не дождался. Через месяц Гречина найдет в собственной квартире француженка жена, вернувшаяся со службы. Рот заклеен скотчем, ноги связаны, штаны спущены до колен. Перед трупом, лежавшем на пропитавшимся кровью диване, будет стоять полдюжины пустых бутылок из-под пива. Телевизор включен, на ковре валяются молоток и длинный нож для разделки овощей, которым неизвестные гости перерезали Артему глотку.
Поговаривали, что Француз, вечно искавший опасных приключений, связался с цветными перекупщиками дури. Задолжал им какую-то мелочь, сущие гроши. Впрочем, дело не в копеечном долге. Гречину изуродовали молотком пальцы рук, добрались до коленей и детородного органа. Когда Артем рассказал, где прячет наличку, его кончили.
Поздним вечером Костян, проспав в поезде три с лишним часа и съев в вагоне-ресторане фирменное немецкое жаркое: солонина с картошкой и солеными огурцами, прибыл на место. У вокзала он взял такси и через полчаса оказался в районе порта. С Эльбы дул прохладный ветер, у длинного причала, украшенного разноцветными лампочками, швартовались видавшие виды прогулочные баркасы с мятыми боками, рейсовые катера и двухпалубные красавцы пароходы.
Костян оглядывал группы людей, гулявших по причалам, стараясь найти среди них высокого здоровяка в очках. Но в этом людском водовороте родную мать не заметишь. Костян, делая вид, что любуется огромным лайнером, стоящим на рейде, расцвеченным, как новогодняя елка, или ожидает любимую женщину, долго бродил у сходней. Наконец кто-то тронул Кота за плечо. Перед ним стоял упитанный дядька в темно-сером костюме и клетчатой кепке.
— Юрген? — спросил Кот. Мужчина кивнул.
— Гутен абенд, — Кот вытащил из кармана разговорник, купленный на вокзале, перевернул несколько страниц, но человек заговорил по-русски.
— Можешь не трудиться, — сказал Юрген. — Убери свою книжонку.
Через десять минут она вошли в пивную, взяли по порции супа на мясном бульоне, сдобренного ветчиной, кусочками рыбы, зеленью и сухофруктами. Юрген выпил три добрых порции кларера — хлебной водки, разбавленной пивом. Кот ограничился брусничным соком. Ночь предстояло провести за баранкой. Юрген расспросил о московской жизни, тяжело вздохнул, будто испытал приступ ностальгии. И, склонившись над тарелкой, едва не уронил очки в плошку с супом.