Лоцман. Лето кончится не скоро

Крапивин Владислав Петрович

Сейчас можно позвонить! «Я заигрался с ребятами, далеко от дома, приду поздно, ты не волнуйся!..» Потом, конечно, попадет, но зато не будет у нее такой тоски, такого страха…

Нервно и решительно я крутнул диск: 08.

Откликнулись тут же — девичий голос: «Пятая слушает».

— Это темпоральная?.. Девушка, можно город Новотуринск?.. Да… Даю: девятнадцать — сорок девять, август, седьмое… Да-да, ноль восемь — ноль семь. Телефон шесть полсотни три… На двадцать ноль-ноль местного… Нет, что вы,

какая автоматика! Сорок девятый год… Да, кто подойдет…

Я знал, кто подойдет к пыльному настенному аппарату в коммунальном коридоре. Наша дверь к телефону ближе всех… Гудки зазвучали отчетливо, близко, будто не было между нами толщи лет. И голос — громкий, такой, что слышно почти как по радио:

— Это кто?.. Решка, это ты?

Господи, неужели правда?

— Решка, не молчи! Где ты носишься? Вечер уже!

Я онемел. Понял вдруг: если скажу хриплым своим инвалидным голосом «Это я», тогда что?

— Решка…

Вот мука-то!

Я встретился взглядом с Сашкой. Он смотрел испуганно и даже со страданием. Наверно, и я на него так же… Он вдруг взял у меня трубку. И звонко так:

— Мама!.. Мы тут с ребятами забегались, я забыл, что уже поздно… Ну, ма-а, ты не волнуйся только! Да нет, скоро я не могу, потому что далеко!.. Ну, я постараюсь, ты, главное, не бойся!.. Ага! Все, пока!.. — И брякнул трубку на рычаг.

С полминуты молча мы смотрели друг на друга. Потом горло у меня словно оттаяло.

— Сашка… Ты как догадался? — И неловко мне было, и благодарен я был, и даже в глазах щипало…

— А чего… — Он отвел взгляд, переступил на стуле. — Это у всех одинаково…

— Спасибо… Ты, брат, настоящий проводник, с тобой не пропадешь…

— Да ладно… — бормотнул он. Взъерошил пятерней загривок. Подумал… — А что, если Андрюсу позвонить?

— Кому?.. — Я все еще был в плену события. Неужели это правда? Я слышал ее голос?..

— Андрюсу, — с нажимом повторил Сашка. — Ну, мальчику с картины… Вы знаете, где он жил?

Я встряхнулся.

— В Шяуляе, в Литве. Едва ли у них был телефон. Тринадцатый год. Да и номер мы все равно не знаем…

— Жалко… Вот бы спросить: заглянул он все-таки в сундук или нет? И что там было тогда…

— Но, Сашка… Это же просто картина. Художник придумал сюжет, поставил мальчика, стал писать…

— А вдруг не так? Может, сперва было по правде… А телефон узнаем в справочном… Дайте трубку, пожалуйста…

Я дал. И хотел сказать, что мальчиков Андрюсов в Шяуляе во все времена было, наверно, полно — попробуй найти… Но в этот миг что-то большое заслонило свет.

4. На месте преступления

Сашка тихонько пискнул и рывком положил трубку. И кубарем — со стула. Я же в момент забыл телефонный разговор и связанные с ним переживания. Перепугался, как десятилетний Решка, зацепившийся штанами за палисадник в чужом огороде. Сашка притиснулся ко мне.

Генриетта Глебовна щелкнула выключателем. Затем неторопливо и молча, со сдержанным негодованием на челе она подошла, поставила телефон в сундук и торжественно опустила крышку. Жестяной механизм сыграл «Рыбки уснули в пруду»…

В общем, попались рыбки… Я чувствовал себя вдвойне дурацки из-за своей японской пижамы — этакий старый дурень, пойманный на ребячьей проказе. Полураздетому Сашке тоже, видать, было неуютно под ярким светом и неласковым взглядом.

Поразглядывав нас, Генриетта Глебовна вопросила:

— Интересно, как вы догадались об аппарате? И что вас к нему привело?

— Интуиция, — сокрушенно признался я. Не стал уточнять, что Сашкина интуиция, а не моя. — И, увы, неистребимое детское любопытство…

— Вот именно детское, — сухо подытожила Генриетта Глебовна. — Срам, судари мои… Конечно, Игорь Петрович, я могу объяснить ваши действия оригинальностью творческой натуры. Но все-таки… вы же взрослый человек!.. Это нездешняя вещь. Надо понимать, что с такими предметами не шутят.

— Уже понял, — сказал я покаянно.

— Мы и не шутили, — буркнул Сашка. — Игорь Петрович всерьез разговаривал.

Кажется, хозяйка чуть-чуть смягчилась:

— Ну и… получилось у вас?

— По-моему, да, — вздохнул я.

— Вам повезло… И все-таки, Игорь Петрович, какой пример для мальчика…

А мальчик бесшумно исчез. Я даже разозлился: что за дезертирство! Но Сашка тут же возник опять. Уже в завязанной узлом на пузе рубашке и зубчатых штанах. В этом наряде он обрел некоторую уверенность и заявил довольно дерзко:

— А чего! Вы же сами говорите: нездешняя вещь. Вот я и решил, что это будет в русле программы…

— Ах, «в русле»!.. Ты считаешь, будто программа «Пилигрима» дает право совать нос везде, куда захочется?

— Не везде… — набычился Сашка. — А будто вы не имеете отношения к «Пилигриму»…

— Ни ма-лей-шего! Не хватало мне в моем возрасте связываться со всякими сомнительными предприятиями!

Я сказал примирительно:

— Ладно, Сашка, давай просить прощения и обещать, что больше не будем.

— Никаких прощений, — пророкотала Генриетта Глебовна. — Считайте, что вы оба отшлепаны и поставлены в угол. Одного поля ягоды…

— Ну, что же… Пойдем переживать заслуженную кару…

— Не заслуженную, — упрямо сказал Сашка хозяйке. — Сами же вы своей картиной… как это… спровоцировали, вот!