Логика капитала

Джанатаев Такен

Классическая английская политическая экономия в лице Адама Смита и Давида Рикардо заложила основы научной экономической системы. Классическая немецкая философия в лице Канта, Гегеля и Маркса дала классическую форму понимания предмета и метода экономической науки. Однако британское чувство первородства и высокомерие не позволило ронять свое достоинство изучением классической немецкой философии, прежде всего «Науки логики» Гегеля и «Капитала» Маркса. Начиная с «маржиналистской революции» 1870-х годов фундаментальные научные положения классики сводятся на нет и начинается эпоха проповедников экономической гармонии. Классическая политическая экономия заменяется термином Economics за риторической надменностью которого скрывается диалектическое бессилие. Труды наиболее назойливых миссионеров от Economics переводятся на русский язык и насаждается в экономическое сознание, вызывая не столько научный интерес, сколько психологический шок.

Economics – понятие неопределенное, потому что в ней не содержится абстрактно – всеобщее понятие предмета экономической науки, имеющее внутри себя идею как в «Капитале» Маркса содержащего стоимость как идею движения капитала. В разных учебниках Economics материал рассмотрен по-разному, что является показателем отсутствия научной системы. В результате факты увязываются между собой только в форме рассудочных суждений, то есть на принципах формальной логики. Отсюда само понятие Economics выступает как «непонятийное понятие», так как не содержит в себе всеобщее или нечто единое,

которое содержало бы в себе идею, развертывающую сущность Economics в научную систему. Поскольку нет «системообразующей идеи», все логические категории Economics не субординированы, то есть рассудок просто зафиксировал экономические категории в форме суждений, а разум не привел их в движение, к определенному результату. Можно приводить сколько угодно суждений об экономике и они все могут быть правильными, но если нет научной системы, все эти суждения неистинны. Поэтому Лаоцзы говорит: «Плотник, который делает дверь, еще не знает, что такое дверь. Чтобы узнать это, надо ее закрыть» [41] . Если предмет определен, то метод доводит до результата – дверь должна закрываться. В противном случае это не результат, то есть не дверь.

41

Дао дэ цзин. Книга пути и благодати. – М.: Эксмо, 2007 – с.283

В классике экономическая наука как сформировавшаяся научная система представлена прежде всего в «Богатстве народов» Смита, «Началах политической экономии» Рикардо и «Капитале» Маркса. При этом исходный пункт логического развертывания экономической системы имеет вид: Труд (Смит) – Стоимость (Рикардо) – Товар (Маркс). Адам Смит начинает Главу 1 «О разделении труда», Давид Рекардо «Теорию ценности» открывает главой 1 «О стоимости», а Карл Маркс обобщая труды Смита и Рикардо начинает «Капитал» с Главы 1 «Товар». При этом «товар» синтезировал понятие «труд» и «стоимость». Становление, развитие, движение и многообразие форм проявления капитала оказались в снятом виде в понятии «товар» как исходном пункте логики познания экономических явлений и процессов. Почему? «Товар» становится сакральной категорией, обещающей раскрыть внутренние взаимосвязи капитала как целостного понятия, подобно тому как желудь обещает вырасти в развесистый дуб, а не в яблоню или в пальму. Продолжая метафору дуба можно сказать, что классика раскрывает внутренние силы, побуждающие желудь превратиться в дуб, а товар в капитал. При этом используются правила диалектической логики: тождество товара и капитала, различие противоположных сторон этого тождества, выявление стоимости как сущности капитала, единство потребительной стоимости и стоимости, их особенные формы проявления в меновой стоимости, превращение товара в деньги, а денег в капитал, проявление форм стоимости в кругообороте денежного, производительного и товарного капиталов, появление этих форм в виде цены производства, прибыли, процента, ренты и т. д.

Неоклассика в лице маржиналистских либеральных теорий пошла по пути экономического психологизма, выражающая дух свободного индивидуального предпринимательства. Эта логика находит свое концептуальное выражение в последней работе Ф. фон Хайек «Пагубная самонадеянность», где предпринята попытка системного выражение свободы товарного обращения в обход процесса производства капитала. Взамен понятия «Экономика» Ф. фон Хайека предлагает понятие «каталлактика», которая призвана объяснить «расширенный порядок человеческого сотрудничества». В поисках начала своей экономической системы «расширенного порядка человеческого сотрудничества» Ф. фон Хайек сразу сталкивается с логическими затруднениями: «Понятие порядка и его эквивалентов – «система», «структура», «модель», – пишет он, – постигается с трудом». Этим самым понятие «каталлактика» из системной постановки проблемы сразу переводится в область предположений. Цель «расширенного порядка человеческого сотрудничества» не сформулирована, исходный пункт не определен. Если «каталлактика» – новый предмет экономической науки, то само название в соответствии с законами диалектической логики уже предполагает цель, исходное «всеобщее – особенное – единичное», обусловливающее диалектику начала как неразвитого результата и результата как развитого начала «Каталлактика» – это такое понятие, которое имеет свой предмет. В соответствии с канонами Мо-цзы «… выдвигать понятие – значит называть предметы, подобно действительности. Выдвижение слов, имен определяется действительностью, а действительность – высшее выражение сущности имен» [42] . Сущность понятия «каталлактика» должна быть результатом становления этого понятия в реальной действительности. Не находя этого понятия в реальной действительности, Ф. фон Хайек ищет смысл этого понятия в семантике слова «порядок». А это означает, что понятие «каталлактика» находится на стадии рассудочных определений и не приобрел характер всеобщности. Рассудочное мышление опирается на дефиниции, но далее не формирует понятие «каталлактика» в систему, так как здесь требуются категории разумного мышления. Поэтому что-то не в порядке в «расширенном порядке человеческого сотрудничества».

42

В мире китайской мудрости. – М.: Мартин, 2006 – с.199

Неоклассика, опирающаяся на определения рассудочного мышления, сразу испытывает затруднения как только хочет объяснить новые экономические явления на базе старых представлений. В «каталлактике» имеет свою истину лишенная облика сущность и лишенная опоры явление, то есть лишенное опоры многообразие» [43] .

2.3. Экономический психологизм

Неоклассика, расширительно толкуя экономику в целом, избирает исторический путь экономической науки. И в этом плане появляется много значительных теоретических работ, расширивших горизонты диалектического мышления с точки зрения гносеологии. Другая особенность неоклассики в том, что рассматривая и изучая экономику в целом, она толкует экономическую жизнь с позиций экономического психологизма, то есть с точки зрения чувственных восприятий мира единичных товаров. В этом плане формой исследования предмета экономической науки являются рассудочные определения человеческого сознания, которую неоклассика заимствует из философии позитивистов, прежде всего Огюста Конта. Основная идея философии позитивизма заключается в том, что всякое совершенство состоит в единстве, что само по себе не вызывает никаких сомнений. Политическая экономия унаследовала эту идею и в лице Дж. С. Милля объявила: «Единство» и «систематизация» необходимо требуют, чтобы весь мир взял пример с Конта» [44] . Философия позитивизма – это своеобразный образ мышления, которую политическая экономия использовала в качестве этико-психологического приема в исследовании экономических явлений, прежде всего в трактовке закона спроса и предложения.

43

Гегель. Наука логики. СПб.: Наука, 2002 – с.482

44

Милль Дж. С. Огюст Конт и позитивизм. Пер. с англ. – М.: изд-во ЛКИ, 2007 – с.122

Этико-психологические

постулаты неоклассики правильны, но не истинны, так как закон спроса и предложения, выраженный в этико-психологических терминах, не раскрывает сущностные отношения, а является лишь видимостью явления и уводит мышление в сторону, не затрагивая сферу диалектики разумного мышления. Уход от проблемы не есть метод разрешения проблемы. Экономический психологизм исходит из внешнего начала, которое он находит в единичных товарах, тогда как классика исходит из внутреннего начала, которое он находит в тождестве товара и выделяет в нем всеобщее. Отталкиваясь от единичных товаров экономический психологизм вместо раскрытия сущности товара неизбежно переходит к простому описанию внешних сторон товара как потребительной стоимости. Между тем такое описание это лишь ступень для выделения всеобщности «товар» и относится к области рассудочного мышления, тогда как разумное, диалектическое мышление из описания внешних сторон товара как единичного, формирует дефиницию всеобщего, сводя богатство многообразных определений к простейшим моментам. «Единичное – это сам объект как непосредственное представление, то, что подлежит дефиниции» [45] . Поскольку единичное не определено как всеобщее, то мышление, столкнувшись с непосредственной вещью, что называется лоб в лоб, неизбежно оперирует чувственными представлениями конкретных, единичных товаров, вызывая психологические аффекты.

45

Гегель. Наука логики. – СПб.: Наука, 2002 – с.728

Маржинализм выдвинул субъективную психологическую теорию предельной полезности, которую одновременно и независимо друг от друга разработали: в Англии – У.С. Джевонс, в Австрии – Карл Менгер и в Швейцарии – Леон Вальрас [46] . Основополагающие постулаты субъективной психологической теории восходят к социалистам – утопистам. Так, еще Н.Чернышевский подметил, что «… экономическая часть системы … исследуется у фурьеристов на основании психологической их теории, которая и служит корнем всего учения …» [47] . Отталкиваясь от психологической теории предельная полезность определяет цену как денежное выражение стоимости товара не затратами общественно-необходимого труда как в классике, а интенсивностью потребности в данном, конкретном, единичном товаре, и убывает по мере насыщения этой потребности, достигая своего предела на последней единице товара, необходимого покупателю.

46

Буржуазные экономические теории и экономическая политика империалистических стран. – М.: Мысль, 1971 – с.18

47

Чернышевский Н. Очерки политической экономии (по Миллю) – в кн.: Утопический социализм. Хрестоматия. – М.: Политиздат, 1982 – с. 464

Анализируя теоретические взгляды Джевонса, Б.Селигмен отметил, что «представления о полезности основываются на бентамовской психологической теории наслаждения и страдания, которая имеет два измерения: интенсивность и продолжительность. Можно даже различать валовое и чистое наслаждение, где «Чистое наслаждение = Валовое наслаждение – Валовое страдание» [48] . Использование в экономической науке психологических понятий облек в экономический предрассудок те определения капитала, которые характеризуют материально-вещественную сторону содержания экономических отношений. По хлесткому выражению Маркса, «принцип полезности не был изобретением Бентама. Он лишь бездарно повторил то, что даровито излагали Гельвеций и другие французы XVIII в.» [49] . Французские просветители XVIII века не оперировали категорией «капитал», который в то время был окутан флером романтизма и не выражал истину капитала как целостного понятия.

48

Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1968 – с.149

49

Маркс К. Капитал Т.1., с – 623

Вплоть до кризиса 2008-2010 гг. теории предельной полезности и производительности подпитывались экономическим ростом развитых стран запада. Основной постулат неоклассики: стоимость порождается предельной полезностью, а меновая стоимость определяется спросом и предложением, стал фундаментальной базой для основателя неоклассики Альфреда Маршалла в конце XIX в., его учеников и последователей профессора Пигу и лорда Кейнса в 30-е годы XX в, Пола Самуэльсона, синтезировавшего «микроэкономику» Маршалла с «макроэкономикой» лорда Кейнса во второй половине XX в и новой плеяды экономистов конца XX в и начала XXI в., разрабатывающих новые направления экономической науки на базе старых представлений экономического психологизма.

При использовании правил рассудочного мышления вне контекста разумного, диалектического мышления, маржиналистские конструкции теряют логическую связь. Поскольку причинно-следственные отношения трактуются категориями рассудка, то есть эмпирическими наблюдениями, в основе которых лежат понятия экономической психологии, то неизбежно возникает соблазн трактовать экономические отношения чувственным восприятием. Поэтому П. Самуэльсон пишет, что «важнейшими силами, которые формируют экономику, являются вкусы и технологии» [50] . В этом случае экономические явления рассматриваются в статике, без учёта изменений, происходящих в содержании экономических явлений во времени. Исчисление, например, производственной функции, основывается на гипотезе и допущениях. Так, «… предельным продуктом такого фактора как труд, является прирост продукции, вызванный применением дополнительной единицы труда, при условии, что количество земли и других факторов остается неизменным. Под предельным продуктом земли мы понимаем увеличение объёма производства, вызванное добавлением одной единицы земли при условии, что количество труда постоянно. Сформулируем теперь закон убывающей отдачи: увеличение количества одного из факторов при постоянных значениях других факторов повлечет за собой уменьшение предельного продукта данного фактора». [51] Кроме того, что здесь дается чисто психологическая оценка, «закон убывающей отдачи» рассматривается только с количественной стороны. Экономический психологизм, опирающийся на такие понятия рассудка как «вкусы» и другие, игнорирует целостный характер экономической системы и акцентирует своё внимание на количественной стороне исследования. В результате нарушается мера, которая в диалектической логике определяется как «имманентное количественное отношение двух качеств друг к другу» [52] , то есть как непосредственное единство качественных характеристик с количественными изменениями.

50

Самуэльсон, Пол Э., Нордхаус, Вильямс Д. Экономика. 18-е изд. – М.: ИД «Вильямс», 2007 – с.87

51

Там же, с.291

52

Гегель. Наука логики. СПб.: Наука, 2002 – с.301