Логово дракона
Шрифт:
— Почему?
— Я веду бухгалтерию фирмы.
— Какая предприимчивая натура! А что ты еще делаешь?
— Ничего особенного. Вообще-то моя жизнь не слишком интересна, — сказала она и высвободила руку из его пальцев.
Бран засмеялся.
— В моем нынешнем состоянии, Наоми, все, что нарушает монотонность жизни, — все интересно. Даже средство, которым ты моешь китайский фарфор!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В эту ночь Наоми поднималась в комнату, раздираемая противоречивыми чувствами. Самым разумным было бы вернуться в Лондон, и это она прекрасно понимала. Но нет, она не сделает этого. И вовсе не потому, что
Она открыла глаза. Пора было возвращаться на грешную землю, и она вынула блокнот из потайного места. Мечты о Бране Ллевеллине — это, конечно, замечательно, но он всего лишь временный работодатель, а Диана — часть ее реальной жизни, любящая сестра, которая нуждается в ее помощи. Наоми чувствовала, что просто обязана помочь сестре, даже если при этом рискует навлечь на свою голову гнев Брана. Но он, может быть, еще ничего не узнает. Возможно, он вообще никогда не читает «Кроникл». И даже если Диана напечатает статью, он никогда не увидит ее. Но был еще один момент, оправдывающий Наоми в собственных глазах. Она не собиралась передавать Диане сведения личного порядка, решив ограничиться только описанием дома. Все остальные факты все равно скоро станут общеизвестными — благодаря выходу в свет автобиографии. Хотя тайной все же останутся слепота и Аллегра. А Наоми не намеревалась сообщать об этом ни Диане, ни кому-либо еще.
Последующие дни ничем не отличались друг от друга: завтрак с Мейган и Талом, работа на компьютере с раннего утра, кофе с Браном и потом они уже не встречались до ужина.
Чувство вины быстро растаяло, когда она втянулась в спокойную жизнь «Логова Дракона», где самый сильный шум исходил из овечьего загона. Но сейчас даже овцы вели себя довольно тихо, потому что прошло время появления на свет ягнят. Лондон отошел на второй план. Сейчас реальность — это жизнь здесь с Браном Ллевеллином, в уединенном красивом доме в Черных Горах.
— Завтра суббота, — сказал Бран за ужином. — Голосую за то, чтобы выйти на волю. С тех пор как приехала, ты работаешь как каторжная, без перерыва. И выходной тебе просто необходим. Попрошу Тала покатать нас по округе.
Не можешь же ты вернуться в Лондон, не совершив ознакомительного путешествия по земле моих предков, Наоми Берри. Так что решено: посетим мои любимые прибежища, а ты опишешь их мне. Хочу увидеть их твоими глазами.
— Но…
— Никаких «но». В любом случае ты не сможешь печатать, пока я не дам тебе очередную кассету, а я категорически отказываюсь это сделать до понедельника, — решительно сказал художник. Потом его лицо помрачнело. — Понедельник будет в полном твоем распоряжении, и ты сможешь спокойно трудиться в одиночестве. Я поеду к врачу на консультацию.
Вилка и нож Наоми звякнули о тарелку.
— Что-то не так?
— Нет. Обычный осмотр. Мне послышалась нотка сочувствия?
— Да, конечно.
Его рот горько искривился.
— Будь добра, Наоми, никакой жалости. Именно против этого я протестую более всего.
— Постараюсь запомнить, — сухо пообещала девушка.
— Тебя это задело, да?
— Да.
— И
— Ну что ты! Я была бы круглой дурой, если б отказалась от поездки.
— Какая практичность!
— Качество, которое восхищало тебя в твоей матушке.
Он фыркнул.
— Ты напоминаешь мне ее. Часто.
— Принимаю это как комплимент, — засмеялась Наоми. — И чем же я ее напоминаю?
— Как и ты, она имела привычку спускать меня с небес на землю.
— Вот уж чего я не хотела! — сказала Наоми, свертывая салфетку. — А теперь, если ты закончил с ужином, предлагаю приступить к читке. Сегодня я сделала более обычного, поэтому лучше начать пораньше.
— Но не раньше, чем я допью вино, женщина! Наоми покорилась.
— О, прошу прощения. Сказать Мейган, чтобы подала кофе на веранде?
— Нет. Сегодня я хочу послушать тебя в мастерской.
— Не лучшая перспектива. Именно в этом помещении Наоми как нигде чувствовала, что означает для Брана слепота. Здесь она наиболее глубоко осознавала его трагедию. Среди атрибутов его творчества от этой мысли некуда было уйти. И именно в этом месте совесть мучила Наоми более всего. Ведь, как бы она ни сочувствовала Брану, все же она использовала его в своих интересах. То, что она старалась для Дианы, отнюдь не успокаивало укоры совести. «В конце концов, — думала Наоми с раздражением, идя в мастерскую вместе с Браном, — чем так уж поможет ее сестре эта статья? Всего лишь продвинет ее немного по служебной лестнице. А если Диана действительно верит, что благодаря ей сможет заслужить любовь Энтони Крейга, то она обманывает себя. Любовь приходит нежданно-негаданно. Это Наоми очень хорошо знала по себе. И так же неожиданно чувство проходит, оставляя лишь пустоту внутри. Какой-то замкнутый круг. Без любви и поддержки сестры Наоми не смогла бы пережить, когда Грег ушел из ее жизни, а теперь Диана нуждается в ней.
— Ты сегодня, похоже, чем-то расстроена, — заметил Бран, когда она села на софу в мастерской.
— Да нет, просто немного устала. Задержалась за работой, хотелось закончить главу. — Наоми налила кофе и осторожно, как всегда, протянула чашку Брану.
— Уверен, что Мейган свистала всех наверх ровно в пять, но ты настояла на том, чтобы подольше поработать. — Его рот напрягся. — То, что ты так торопишься поскорее сбежать отсюда, я воспринимаю как личное оскорбление. Наоми, что в Лондоне такого, что так торопит тебя вернуться назад?
— Основная работа.
— А может, одержимый любовник, жаждущий твоего возвращения?
— Моя личная жизнь, мистер Ллевеллин, — мое частное дело, — спокойно ответила Наоми. — А теперь могу я начать?
Он, будто не слыша, поставил чашку на поднос.
— Подожди. Расскажи мне об этом любовнике.
Наоми вскочила.
— Раз ты не расположен работать…
— Садись! — Он простер в ее сторону указующий перст. — Наоми Берри, я решаю, когда я не в настроении слушать, а не ты.
Она умолкла и зашелестела рукописью.
— Ну, хорошо, хорошо, — раздраженно сказал он. — Прекращай дуться — и давай займемся сим великим делом. Если хочешь знать, я и сам хотел бы поскорее покончить с формальностями.
Задетая и обиженная, Наоми начала читать, но очень скоро забыла все обиды и огорчения и втянулась в увлекательнейшее повествование о битве Брана Ллевеллина за свою судьбу. Автобиография дошла до того момента, когда художник влачил жалкое существование в Кэмбервилле, и только денежная поддержка матери давала возможность платить за аренду крохотной мастерской. Из рассказа следовало, что в эти трудные годы он мог бы благодарить судьбу за тот ее дар, который привлекал к нему бесплатных натурщиц.