Логово врага
Шрифт:
– Хочешь, чтоб рассказал, чтоб знаниями поделился? – предположил Аламез, вполне допуская, что следующие действия лекаря могут оказаться весьма недружелюбными. На всякий случай моррон положил правую ладонь на пояс вблизи от рукояти меча и сделал пару шагов назад. – Или властям меня выдашь, чтоб деньжат заработать?
– Первое дело весьма несвоевременное… не до того мне щас, а второе уж больно мерзко… не по мне! – сперва обнадежил Дарка заявлением Гара, а затем заставил отшатнуться и содрогнуться, поскольку широко улыбнулся.
Великан оказался прав, слишком многое в жизни человека зависит от привычки. У Аламеза еще не было возможности свыкнуться с жутковатым видом улыбающегося эскулапа, и поэтому он от неожиданности чуть ли
– Поболтать серьезно надо… но не здесь, – прекрасно понимая, какое «неизгладимое» впечатление произвел на собеседника его невинный поступок, и ничуть на то не обижаясь, прошептал Гара, уже привыкший, что люди его боятся, а малознакомые от него просто шарахаются. – Пойдем в подвал, там тихо, там нам никто ни пошептаться, ни пивка попить не помешает. Да, и дружка своего встряхни! Пусть за девкой пока приглядит, а то еще насумасбродит чаго с испугу да по бабской глупости…
Решение – это слово, обещание, но только данное самому себе. Настоящий мужчина своему слову верен, вне зависимости от того, сколько ему: двадцать, тридцать или неполных триста лет. Отменить принятое решение может лишь неблагоприятное стечение обстоятельств, в корне меняющее условие решаемой задачи.
За те две недели, что Сонтерий взял себе на раздумье, его положение в клане ничуточки не изменилось, а вот ситуация, в которую угодил и основательно завяз клан Мартел, стала еще хуже и из тяжелой превратилась в практически безнадежную. Герканские войска пока еще не наступали, но вторжение в северные провинции противника потерпело сокрушительное фиаско. Боевые дружины союзников Шеварии были отброшены за пограничные рубежи, ну а от диверсионных отрядов наемников, заброшенных на вражеские территории, давненько уже не было вестей. То ли они разбиты, то ли трусливо отсиживались в лесах да на болотах. Как бы там ни было, а по данным шеварийской разведки к герканским армиям со дня на день должно было подойти весьма солидное подкрепление, после чего тут же началось бы наступление на Удбиш.
Все две недели Сонтерий еще надеялся на чудо, но оно так и не произошло. Хороших новостей не было, не обнадеживали и приказы вельмож, все ужесточавших и ужесточавших меры безопасности, но в то же время, отправивших на помощь к стоявшим вокруг столицы шеварийским войскам практически всех воинов клана. В подземной цитадели клана Мартел было пусто и тихо, в ней вряд ли находилось теперь более трех сотен вампиров, причем большинство из оставшихся составляли чиновники-распорядители да ученые, а не воины. Они смогли бы легко расправиться с прислугой и рабами в случае, если бы вспыхнул бунт, но на большее не были способны. Отряды же шеварийской пехоты были выведены даже из неспокойных пещер Махакана. В настоящее время все подземные карьеры, цеха и поселения охраняли от хищников не более трех сотен солдат и двадцать-тридцать новичков клана, едва получивших и вряд ли хорошо усвоивших уроки вампирского мастерства. Этого было мало, чудовищно мало, чтобы удержать цитадель и захваченные подземелья, если герканские полководцы не остановятся на разорении Удбиша и пленении короля, а пойдут дальше на север и хлынут под землю.
…Пролежав, нежась, в ванной до самого конца, то есть пока вода окончательно не остыла, Сонтерий все еще колебался и уповал на чудо. Но стоило ему лишь выбраться из купальни размером с бассейн, как последние надежды вместе с сомнениями умерли, а в голове отступника сформировалось четкое представление, что он должен сделать, причем не завтра, не послезавтра, а в ближайшее время. Срок действия сделанного ему врагом предложения истекал в полночь, до которой оставалось чуть более трех часов. Сонтерий дотянул до последнего, но ничуть о том не жалел.
Не вытираясь и не накинув халата, ученый муж покинул пределы просторной банной комнаты, оформленной в стиле родного ему виверийского побережья теплых южных морей и, оставляя на зеркально гладких плитах пола мокрые следы, направился не, как обычно, сразу в спальню, а в гардеробную комнату. Сюда Сонтерий захаживал довольно редко, поскольку на службу ходил в одной и той же одежде, оставляемой, как и обувь, прямо возле коврика-телепортера, а по дому любил расхаживать голышом. Как всякий уважающий себя вампир, достигший солидного положения, он жил один, гостей к себе не приглашал, а почти каждую ночь появляющиеся в его спальне рабыни были не в счет, уж кого-кого, а их в высшей мере было бы глупо стесняться.
Необходимость сменить платье возникала, лишь когда уважаемого ученого приглашали на званые обеды в дома аристократов да на торжества во дворец, поэтому трех-четырех дорогих и дюжины строгих костюмов Сонтерию было вполне достаточно. Он обошелся бы и меньшим числом, но не хотел, чтобы поползли глупые слухи об его болезненном стяжательстве и о нездоровом стремлении экономить на всем. Таким образом, гардеробная ученого выглядела довольно убого, поскольку была на две трети пустой, а на свободных от вешалок просторах одиноко стоял старенький сундук, купленный виверийцем в те давние времена, когда он еще не променял офицерский мундир на одежды ученого. Сундук уже рассохся, растрескался, а обтягивающие его бока стальные пластины уже давно утратили свой первозданный блеск, но эта пережившая свой век рухлядь была дорога Сонтерию как память и поэтому не оказалась на свалке годков эдак двести назад. С тех пор, как вампир примкнул к клану и перебрался в цитадель, он его ни разу не открывал, да и ранее поднимал его крышку не часто, поскольку необходимость в его содержимом просто не могла возникнуть при таком размеренном и мирном образе жизни.
Зайдя в гардеробную, Сонтерий решительно прошествовал к сундуку и только тут вспомнил, что когда-то давным-давно потерял от него ключ. Это прискорбное обстоятельство слегка его расстроило ( ведь ключ был тоже частью сундука, а значит, крупинкой памяти), но не изменило планов. Совсем не прилагая усилий, вампир разомкнул дужки навесного замка и небрежно бросил его на пол, а затем откинул крышку и, не глядя, достал из него короткий, но широкий меч и длинный кинжал, какие в пору его молодости носили виверийские офицеры. Долее двух с половиной веков ладони Сонтерия не касались рукоятей оружия; не думал ученый, что ему придется пользоваться мечом с кинжалом и теперь, но когда судьба заставляет покидать родной кров, забираешь с собой самое ценное.
На время отложив оружие в сторону, вампир достал старенькую нательную кольчугу, однажды все-таки спасшую его от смерти, когда опозоренные им горожане подкараулили любвеобильного офицера в темной подворотне. Стараясь не вдаваться в приятные воспоминания и не идти на поводу у вдруг охватившей его сентиментальности, Сонтерий быстро натянул на голое и еще мокрое тело холодную кольчугу. Затем, даже не захлопнув крышки сундука, прошествовал к вешалке, где висел самый строгий из его повседневных нарядов. Глухой, стоячий ворот, почти доходивший до щек, и длинные широкие рукава давненько вышедшего из моды платья, как нельзя лучше скрывали надетую под низ кольчугу. Никто из тех, кто ему встретился бы по пути, не обратил бы внимания на то, что ученый немного потолстел.
Опоясавшись и пристегнув к поясу ножны с мечом, Сонтерий ненадолго замешкался, раздумывая, а куда же ему девать кинжал. В башмак, как в сапог, оружие не засунуть, а носить его на поясе слишком рискованно. У коллег сразу возник бы вопрос: « А куда это наше светило Сонтерий направился? Неужели наплевал на запреты и собрался в поход?» Довольно долго поломав голову над этой внезапно возникшей пустяковой проблемой, ученый все-таки нашел достойное решение и засунул кинжал в широкий левый рукав. Если не размахивать рукой, да не засучивать рукава, то оружие там никто бы и не приметил.