Лола в свадебном путешествии
Шрифт:
Плохая новость – маман Алекса опять сказала «нон». Маман – французское слово, оно означает «мама», и произносится так, как будто вам в нос что-то попало. Ну, а «нон» по-французски означает «нет». Это значит, что Алекс не сможет полететь в Бразилию, потому что должен ходить в школу во Франции.
Небольшим утешением для меня была промежуточная посадка в Париже. Там живет Алекс, и он обещал, что приедет в аэропорт, чтобы побыть со мной хоть немного.
– Лучше четверть часа, чем вообще ничего, – сказала я Белоснежке, которая снова разлеглась на моем одеяле. –
Кошечка зевнула, а я вздохнула, потому что сон пропал. Планировать чью-нибудь свадьбу сегодня мне не хотелось. А больше всего хотелось убедиться, что мама и папай уже собрали все, что может понадобиться для свадебного путешествия.
Я прокралась в прихожую, где уже стояли три чемодана. Большой желтый – это мой. Я упаковала его еще пять дней назад.
Папай еще не вернулся из «Жемчужине юга», где они с дедушкой обсуждали все важные моменты на следующую неделю. Впервые со дня открытия папай оставляет ресторан так надолго. Но это не страшно, потому что половина ресторана принадлежит дедушке. А Пенелопе, которая по-прежнему работает у нас официанткой, тоже нашли замену.
В бабушкином книжном магазине, к сожалению, замены ей не нашлось. Поэтому бабушка тоже сначала сказала «нет», когда тетя Лизбет пожелала слетать в Бразилию.
– Вики и Фабио устроят еще одну свадьбу в Гамбурге, – сказала она своей младшей дочери. – Тогда ты тоже сможешь принять в ней участие и будешь бросаться цветами, сколько душа пожелает!
Но тут тетя бросилась на пол, замолотила кулачками по полу и завизжала, как поросенок.
Говорить как следует моя тетя еще не умеет, но визжать у нее получается просто гениально, особенно, если она хочет чего-то добиться. Обычно тетю Лизбет можно чем-нибудь отвлечь и успокоить, но на этот раз об этом не могло быть и речи. Тетя визжала так, словно речь шла о жизни и смерти. Со стороны можно было подумать, что включили на полную мощность пожарную сирену. Лицо малышки покраснело, потом стало фиолетовым, а потом синим. Тетя начала махать руками и задыхаться. Она хватала воздух ртом, а на выдохе визжала, и делала это все быстрее и быстрее.
Бабушка от страха побледнела, как свадебное платье. Я тоже испугалась. А вдруг и в самом деле можно умереть от визга?
К счастью, этого я так и не узнала. Бабушка встряхнула свою дочку за плечи и крикнула:
– Лизбет, ты слышишь меня? Я говорю – да! Да, ты можешь ехать в Бразилию!!!
Тут тетя перестала визжать, и вопрос был окончательно решен.
Наверно, думала я, пробираясь босиком в прихожую, стоило бы позвонить Алексу и объяснить ему, как можно уломать маман. Хотя, учитывая ее характер, она, пожалуй, позволила бы ему умереть, чем поменяла свое «нет» на «да».
Тут я услышала озабоченный голос бабушки. Он доносился из кухни.
– Обещай мне, что будешь хорошо присматривать за Лизбет! Особенно в Сальвадоре и на пляже, и рядом с лошадьми, и там, где бегают на свободе всякие там обезьяны…
– Мама, – успокоила ее моя мама, – у меня самой когда-то была маленькая дочь. Уж как-нибудь я справлюсь с трехлетним ребенком.
Бабушка
– А ты? Я из-за этих переживаний все забыла. Ты была вчера у Франца?
– Да, – ответила мама.
– И? – бабушкин голос дрогнул. – Говори, Вики!
– Да, – подтвердил мамин голос.
Не знаю, что меня встревожило. Имя Франц, которого я никогда раньше в нашем доме не слышала, или дрожь в голосе бабушки, или то, как мама дважды произнесла «да». Негромко и как бы… с опаской, что ли. Такое впечатление, что ее «да» повисло в воздухе, а потом наступила тишина. Насчет этой тишины было непонятно, хорошая она или плохая.
Мне стало не по себе. Я бы, может, и прижалась ухом к кухонной двери, чтобы узнать, чем закончится этот разговор. Но тут я вспомнила, как уже однажды подслушивала, стоя босиком в прихожей. Ночью перед моим десятым днем рождения. Только в кухне тогда были дедушка с папаем. Они беспокоились за «Жемчужину юга», потому что у нас не было денег, и через пару недель ресторан пришлось бы закрывать.
Не хотелось бы мне сейчас услышать что-нибудь в этом роде.
Собственно, мне вообще ничего не хотелось ни слышать, ни знать.
Я хотела радоваться свадьбе моих родителей, первому в своей жизни полету через океан, моим бразильским родичам, лошадям и обезьянам, пересадке в Париже, – словом, всем предстоящим пяти неделям каникул. Поэтому я зажала уши ладонями и на цыпочках пробежала в свою комнату.
Белоснежка все еще сидела на кровати, а когда я забралась под одеяло, моя маленькая кошечка мяукнула.
– Я буду скучать по тебе, – шепнула я. – Но Вивиан Балибар за тобой присмотрит.
Я осторожно протянула руку к кошке. Вивиан Балибар – наша соседка. Несколько недель подряд она была единственным человеком, которому удавалось погладить мою кошку.
Но теперь Белоснежка и мне доверяла. Она ткнулась мне в руку своим холодным носом, потом забралась ко мне на живот и начала тихонько мурлыкать.
Под эти успокаивающие звуки я и уснула.
2. Ужасный крик и диво дивное
Утром, ровно в половине шестого, меня разбудил сердитый голос бабушки.
– Нет, нет и еще раз нет! – доносилось из прихожей. – Это мое последнее слово!
– Да! – выстрелило, словно из пушки. – Да, да, да! Рюшки Азили!
Бабушка застонала и крикнула маме:
– Она не хочет ничего оставлять!
Я рассмеялась и выпрыгнула из постели.
«Азили» – так моя тетя называет Бразилию, а «рюшки» – это ее тряпичные зверушки. Их у нее – ползоопарка. Пару месяцев назад она настояла, чтобы ее любимцев отнесли в детский сад в черном чемоданчике. Теперь этот чемоданчик стоял у нас в прихожей, рядом с другим, таким же большим, на который я под присмотром тети прилепила наклейку «Ибсель Пэк».
– Не знаю, сможем ли мы взять все это, – папай озабоченно нахмурился.