Ломбард на навьем перекрестке
Шрифт:
Через четыре часа я лежала плашмя на чужой кровати, а кот взгромоздился на подушки, поигрывая хвостом.
– Пошевели правой рукой, - слышала я голос, пока я пыталась сходу понять, какая ноющая конечность у меня правая.
После пятидесяти приседаний, стишков, песен, уборки, почесаний, прыжков на одной ноге, пантомимы и всего, чего и не упомнишь, это было архисложной задачей! Причем, с двумя неизвестными. А именно, правой и левой рукой.
– Хорошо, хотя бы пальцем, - смилостивился кот, склоняясь
– Так, приоткрой глаз! – заметил кот, что-то вычеркивая из длинного рулона бумаги, пока возле кресла мычали двое из ларца, пытаясь на попах уползти подальше.
– Отлично! Двести сорок шестое желание! Неплохо! – согласился кот.- Подай признаки жизни!
– Что?! Какое двести сорок шестое желание?! – дернулась я, ужасаясь тому, сколько еще желаний осталось.
Нет, определенно я не доживу.
– Двести сорок седьмое, - усмехнулся кот, зевая и прикрывая зубастую пасть хвостом. – Так, вставай!
– Ыыыы, - простонала я, морщась в простыню.
– Подъем, - подул мне в ухо кот, пока я морщилась на одну сторону, пытаясь отмахнуться рукой. Из последних сил я перевернулась на спину, чувствуя, как ноют бедные косточки.
– Ладно, - послышался голоса, а я замычала, дернувшись изо-всех сил, когда почувствовала поцелуй на моих губах.
– Ыыыыымммм! – протестовала я, округлив глаза и вырываясь из цепких кошачьих объятий.
– Отлично! – заметил кот, беря список. – На чем мы остановились? А! На Двести сорок седьмом желании!
– Погоди! Двести сорок восьмое, - отшатнулась я, растирая рукой губы и опасливо косясь на кота.
– Поцелуй желанием не считался. Я делал это против воли, - заметил кот, рассмеявшись.
Глава семнадцатая
– Ах ты… - возмутилась я, снова сникнув на кровати. Видимо, последний рывок отнял у меня остатки сил. И теперь мне хотелось только одного – спать!
Я чувствовала, как меня обнимает теплая и уютная дремота. Тело стало невесомым, и, кажется, я уснула. Проснулась я от того, что кто-то неподалеку отчетливо произнес: «Восемьсот двадцать шесть!».
– Восемьсот двадцать семь! – послышался голос, а меня чмокнули в губы. – Восемьсот двадцать восемь! Фу! Еще немножечко…
– Ты что… - прошептала я.
– Молчи! – проворчал кот, склоняясь ко мне с тяжелым вздохом. – Так, губы где?
И он чмокнул меня в губы.
– Давай, принимай посильное участие, - пошевелили меня. Я привстала, видя, как сидят тихо двое из ларца. Они даже расцарапаны были одинаково.
– Я старался, чтобы было одинаковые с лица, - усмехнулся кот. – Продолжаем!
– Девятьсот один! – сглотнула я, поворачиваясь, чтобы смачно поцеловаться. Мысленно я себе обещала, что больше никогда в жизни не стану целоваться! Никогда!
– Куда губы уводишь! – прошипел кот, звонко чмокая меня в губы и делая пометку.
– Так, выставляй хоботок! Девятьсот два!
– Мммм, - простонала я, понимая, что еще чуть меньше сотни поцелуев.
– Тысяча! – выдохнул кот, ловко вскакивая с кровати и таща двоих из ларца расцарапанных с лица в сторону ларца, стоящего в центре комнаты. Они визжали, упирались, а кот спровадил их внутрь и уселся сверху на крышку.
– И что нужно сказать котику? А? – спросил кот, глядя на то, как я встаю и направляюсь к двери.
– Ах, прости, я забыла, - улыбнулась я и … звонко поцеловала его в щеку.
– Работай, иди! – махнул рукой кот, а я стала спускаться по огромной лестнице. Дуб внутри казался больше, чем снаружи.
– Твою мать! – выдохнула я, глядя, что мой гипермаркет чудес превратился в обычный магазинчик у дома.
– Ладно, - выдохнула я, доставая бумаги со списком, как вдруг услышала знакомую песню.
«… ушел… от … ушел…»,- слышалось на улице, когда я выбежала из дуба. По полянке катился старый, плесневелый колобок, распевая жуткую песенку.
– Колобок вернулся! – обрадовалась я, бросаясь за колобком. Тот посмотрел на меня, закашлялся и выплюнул пожеванную корону.
– …от царя ушел. – басом заметил он, когда я бежала за скатертью самобранкой. В два прыжка я настигла его и подняла узел из скатерти.
– Кот! Колобок вернулся! – радостно крикнула я, размахивая колобком.
Кот лежал на ветке в такой позе, в которой кошки постигают кошачий дзень.
– Засунь его куда-нибудь, - зевнул кот, точа когти о дуб.
Я вошла в лавочку и повесила колобка на гвоздик. Он пытался прогрызть скатерть самобранку, которая писклявым голосом поливала его отборной бранью.
– Колобка я повесила, - вздохнула я, выйдя на полянку.
– Вот скажи мне, - сощурился кот, вглядываясь вдаль мрачного леса. – Что в этой картине не так?
Я тоже повернулась к лесу, рассматривая зеленые шумящие кроны, облака, которые плыли по небу. Конечно, я не пейзажист, но кажется, горизонт завален.
– Горизонт завален? – спросила я, глядя на свою одежду с ужасом.
– Тишина! – послышался голос кота. Он еще больше сощурил глаза, осматривая окрестности. – Ты прислушайся!
Я прислушалась, слыша далекое пение птиц и шелест деревьев. Кот соскочил с дерева, обнял меня, заставив мысленно поежится.
– Ты посмотри вокруг, - прошептал он мне на ухо страстным голосом, словно мы с ним на романтической прогулке.
– Н-да, - согласилась я, видя, как его когтистая рука свисает с моего плеча.