Ломота
Шрифт:
Роб осторожно стряхивает с себя мои руки и поворачивается ко мне лицом. Я всё ещё читаю в его глазах обвинение. А в груди чувствую вину.
— Мне пора, — отступает на шаг. Отводит взгляд на комод, где лежит его телефон, — ближе к вечеру наберу тебя.
Я киваю головой. Понимаю, что веду себя противоречиво. Словно подавая ему сигнал о том, что я действительно виновна. Это разрывающее на части чувство заставляет меня мысленно рыдать. Не удивлюсь тому, что разревусь, как только за ним захлопнется дверь.
Провожаю
Нужно позвонить Наде и попросить её о помощи. Я сегодня не в том состоянии, чтобы работать. Мне нужен сон.
— Надюш, доброе утро. Прости, что рано, — ставлю звонок на громкую связь, убирая со стола грязную посуду.
— И тебе доброе, — заспанный голос подруги говорит о том, что я её разбудила, — что-то случилось?
— Надь, у меня к тебе просьба. Ты сможешь сегодня меня подстраховать?
— Да, без проблем, — мурлычет в ответ, и я слышу на фоне мужское бормотание. Кажется, она не одна, — если тебе надо.
Обожаю тебя, Надя. Ты — та самая. Без лишних вопросов и ковыряний в мозгах, ты всегда придёшь на помощь.
— Я твоя должница, Надюш.
— Да, ну тебя, — немного бодрее, — если очень нужно, то я подстрахую. Говори, что нужно сделать.
— Нужно будет съездить в “Артвудс”. Решить вопрос по номеру для сбора невесты. И по фотосессии. Все документы у меня на столе. Увидишь.
— Принял, — чувствую. Она улыбается, — сделаю. Не переживай. Ещё что-то?
— Нет. Остальное я сама. Из дома.
Просто пару-тройку часов на сон. И с остальным я справлюсь самостоятельно.
— Если что, звони!
— Ты тоже. Звони. Если возникнут вопросы.
Прощаюсь с Надей и, промокнув мокрые руки полотенцем, плетусь в спальню. Замираю возле нашей с Робертом постели, нервно сжимая пальцы в кулаки. А спустя минуту я ложусь на диван в гостиной, закутываясь в тонкий плед. Меня знобило. Тело сковала ломота, а по рукам пробежала волна мурашек.
Я вновь заглядываю в мобильник, проверяя, всё ли удалила из памяти. И, убедившись, что телефон чист, закрыла глаза. Ещё одна попытка провалиться в сон и потеряться. Раствориться. Сбежать от реальности.
Марат
Я вышел из палаты растерянный и обессиленный. Разбитый в дребезги и полностью опустошённый.
Она меня не узнала. Снова. Это происходит всё чаще.
Невыносимо. Мне хотелось бить и крушить всё, что попадается мне под руку. Мне хотелось орать и сбивать кулаки в мясо.
Краткие приступы амнезии стали обыденностью. Реальностью, от которой не уйти.
Мам...
— Держится температура. Головные боли. Рвота. В общем, изменений никаких, — прижимаю к уху телефон, на ходу скидывая с себя больничный халат. Оставляю его на стойке и выхожу из отделения.
Слышу
— Сегодня после обеда Роза заедет к ней. Тоже проведает, — я благодарен Глебу и его жене за то, что они рядом со мной в эти непростые времена, — узнала?
— Нет, — опускаю голову и крепко зажмуриваюсь, ощущая жжение в глазах, — я уже привык.
— Брось, — тихо произносит, — к этому нельзя привыкнуть, Марат. Я тебя понимаю. Я знаю, что это больно. Это твоя мать.
Я знаю. Знаю, чёрт возьми!
— Спасибо, Глеб, — мой надломленный голос заставляет меня открыть глаза и уставиться в стену напротив.
— Будь сильным, парень.
Я бы отдал всё, чтобы она была здорова. Костьми бы лёг, лишь бы она улыбалась, как и прежде. Лишь бы не знала, что такое рак.
— Да, — мой растерянный взгляд устремился на пожилую пару, что выходила из отделения вслед за мной.
Прощаюсь с Глебом и киваю им в знак приветствия. Я их знаю. Они приходят сюда к сыну. С тем же диагнозом, что и у моей же матери: глиобластома. Опухоль головного мозга.
Это то место, где становится по-настоящему страшно. Здесь ты осознаёшь, насколько хрупка и бесценная наша жизнь. И насколько она может быть жестока.
Мне довелось побывать в детском отделении. Моё жизневосприятие перевернулось с ног на голову, когда большие синие глаза пятилетнего пацана смотрели на меня, безмолвно прося помощи и поддержки. Когда, убитые горем родители, в истерике кидались на стену, услышав, что их ребёнка не удалось спасти. Поистине жуткое место, не оставляющее равнодушным ни одного человека.
Оно распарывало душу.
Провожаю тлеющим взглядом родителей больного паренька, и давлю на кнопку лифта. Желание поскорее убраться отсюда, чтобы вернуться завтра, выворачивало наизнанку.
Я сажусь в автомобиль и только сейчас позволяю одинокой слезе скатиться вниз по щеке и коснуться моих губ. Облизываю их, ощущая соль. Наверное, это и есть вкус боли.
Еду домой.
Сбрасываю очередной вызов, когда вижу знакомое имя на дисплее, и нахрен выключаю телефон. Он и так требует зарядки. Я едва успел подключить его к сети, пока был в больнице. Прости, милая. Мне сейчас не до тебя.
Оказавшись дома, ощущаю всю усталость, скопившуюся за сутки. Она тяжёлым валуном оседает на плечи, и я буквально ползу в спальню. Сил хватает только на то, чтобы скинуть с ног носки, расстегнуть часы, и упасть на кровать, утыкаясь лицом в подушку.
Спать. Станет легче. Я уверен в этом.
Я проваливаюсь в сон мгновенно.
...
Мои глаза всё ещё плохо видели. С трудом заставил себя разлепить веки и перекатиться на бок. Стащил с прикроватной тумбы часы и кое-как определил время. Три часа дня.