Ломовой кайф
Шрифт:
И тут, как видно, до «джикея» дошло, что Юрка не отзывается, потому что боится схлопотать пулю из темноты.
— Ай м риэли ваундед! — простонал «джикей». После этого послышались какие-то шорохи, захрустела галька, и наконец, там, где он лежал, зажегся свет. «Джикей» направил фонарь на себя, показывая Тарану, что у него в руках нет оружия.
Теперь Юрка разглядел, что на сей
Да, этот «джикей» был уже не боец. Автомат, валялся всего в метре от него, но даже просто дотянуться до него хозяин был не в силах. Поэтому Таран сам подобрал «AR-18S» и в некотором замешательстве остановился.
Мучается человек — ясное дело. Но Юрка ведь не хирург. Он только знает, что надо вроде бы противошоковое ввести, типа промедола, ну и кровь остановить по возможности. А где этот промедол взять? И бинтов нет. К тому же «джикея» надо из гидрокостюма доставать, а это значит, что придется ему еще боли наделать. Может, пристрелить, чтобы не мучился? Несколько раз Таран уже переживал такие ситуации, но не брал греха на душу — смерть сама забирала тех, кого Юрка не решался добить.
Однако тут гуманитарные размышления прервались. Где-то в дальнем конце коридора, со стороны, противоположной той, откуда пришел Таран, послышались осторожные шаги. И не одного человека, а целой группы. Еще «джикей»?! Сколько в этом автомате трофейном?! Но тут в темноте послышался удивленный голос Механика:
— Вот это номер! Таран! Живой! И с трофеем!
— Олег Федорович?! — Юрка удивился даже больше, чем Механик. Шаги хрен знает где слышались, а этот старикашка, оказывается, совсем рядом находился.
Сразу после этого захрустела галька, штольня наполнилась гулом от топота ног, и через несколько секунд к Юрке и все еще живому «джикею» подбежали Еремин, Ларев, Луза, Глеб и еще с десяток людей, которых Таран не знал…
ЭПИЛОГ
Прошло две недели.
«Ил-62» весело и звеняще посвистывал турбинами — он летел обратно в Россию. Сидели в креслах люди, говорили каждый о своем:
— Эх, Милька! Видать, мы еще могем чего-то! Очаровали прокатчиков-видюшников — это надо же!
— Да, Жорик, признаться, не ждал я ничего подобного. А все ты, талантище! Люди всего лишь половину эпизодов поглядели и сказали: берем! Каково?! Паш, согласись, а?
— Я б еще не согласился! Вы ж у меня орлы, творцы, япона мать! Ну что, по сто грамм «водка энд тоник» за наш успех?
— А как же! За нашу счастливую старость дорогому товарищу
Баринову-пионерское спасибо!
— И за спонсоров тоже выпьем!
— Чэнь санатос, Сонечка! Я правильно сказал по-молдавски?
— Правильно, правильно, господин Вредлинский!
— Надеюсь, господин Ларев не будет в претензии, если я вам поцелую ручку?
— По-моему, он так рад тому, что познакомился с вами и Георгием Петровичем, что будет этим весьма польщен…
— Паша, давай споем, а? «Какие лю-уди в Голливуде-е, сплошные звезды, а не люди-и…»
— «Сплошной „о'кей“ и „вери гуд“! Нас приглашают в Голливуд!» А дальше забыл… Миль, ты помнишь?
— Красиво пьют, правда, Соня?
— Интеллигенция… А молодые что-то притихли, правда? Словно и не рады, что три недели побалдели.
— Тебе бы так побалдеть… Им теперь долго отношения выяснять придется.
— Надь, ты что, сердишься, да? Ну, чего молчишь-то!
— Хочу и молчу. Думаю, как теперь жить.
— Как раньше жили, так и дальше будем.
— Да? Не знаю… По-моему, кому-то из нас будет очень не хватать Полины. Потому что у кого-то она в мозгах прописалась…
— Опять двадцать пять! Я же тебе сказал: обманка это все была! Это «джикеи» на меня каким-то прибором настроились и гнали сигналы якобы от имени Полины. Потому что им нужен был пульт Ларева, который сам сигналы подавал. По этим сигналам меня потом и наши в штольне отыскали…
— Это я все слышала. Что ты так разволновался, а? Я ведь только сказала, что кому-то из нас будет не хватать Полины. Разве я сказала, что тебе? Может, это мне ее не хватать будет?!