Лондон. Биография
Шрифт:
Есть, кроме того, формы существования вне времени. Бродяги и дети движутся в ином измерении, нежели те, кто торопливо минует их на оживленных улицах.
Глава 70
Дерево на углу
На углу Вуд-стрит и Чипсайда стоит платан. Никому не ведомо, как долго он высится на этом месте, где в старину был погост при церкви Св. Петра, сгоревшей во время Великого пожара 1666 года; как бы то ни было, в нынешних документах дерево означено как «очень старое», и вид его был привычен людям на протяжении столетий. В частности, в 1799 году это дерево, стоящее в центре Лондона, вдохновило Вордсворта на создание стихотворения, в котором на месте Чипсайда возникает волшебная картина природного мира:
На углу Вуд-стрит, когда загорается день,В воздухе парит дрозд и громко поет – он поет уже три года;Бедная Сюзан,Завороженная, она грезит:
Вот высится гора, а вот стоят деревья,Сквозь Лотбери скользят светлые клубы пара,И по ущелью Чипсайда течет река.Эти строки можно истолковать как свидетельство нелюбви Вордсворта к городу и желания поставить на его место «природу»; не исключено, однако, что это еще и взгляд поэта в первозданное прошлое. Дерево рождает образы своих далеких предшественников. На этом углу Вуд-стрит все дышит преемственностью. С деревом связано даже название улицы (Лесная); здесь и впрямь в старину торговали лесом, однако за старый платан беспокоиться нечего – он под охраной и никогда не будет срублен. Весной 1850 года на его ветвях расселись грачи, чем была подтверждена древняя связь между Лондоном и этими черными птицами. Лондонский платан зеленеет среди уличной пыли и гари, и дерево на углу Вуд-стрит стало символом города. Достигая сейчас в высоту примерно семидесяти футов, оно по-прежнему полно жизни.
140
Здесь и ниже – подстрочный перевод.
Под ним теснятся маленькие магазинчики, которые являются приметой этого угла без малого шестьсот лет. В 1401 году у кладбищенской стены здесь была возведена так называемая Длинная лавка, затем к ней присоединились другие; в 1687 году, после Великого пожара, все это было отстроено заново. Площадка очень мала в глубину, и все магазинчики по-прежнему представляют собой двухэтажные плоские коробки. Торговля на протяжении столетий здесь шла самая разная – серебром, париками, писчебумажными товарами, маринадами и приправами, фруктами, – неизменно отражая характер коммерческой жизни города. Наполнение может меняться, но форма остается той же. В более близкие к нам времена здесь располагались белошвейная мастерская, оптовый магазин нот, кондитерская и ателье по пошиву платьев. Чуть позже Второй мировой войны здесь взяли интервью у владелицы цветочного магазина по имени Кэрри Миллер, родившейся в Сент-Панкрасе и ни разу не выезжавшей из Лондона: «Мне повезло, что я нашла этот магазинчик под знаменитым деревом на Вуд-стрит. До меня здесь торговали игрушками. Сити у меня в крови теперь. Куда угодно меня отсюда позови – не поеду». Так крохотная площадка, угол двух улиц, демонстрирует преемственность на всех уровнях – человеческом, социальном, природном, общинном. Ныне здесь белошвейная мастерская Л. и Р. Вудерсенов, рекламирующая себя как мастерская «Под деревом», газетный киоск с вывеской: «Тайм-аут. Живой лондонский путеводитель» и сандвич-бар «Свежий выбор».
Подобные линии преемственности существуют в Лондоне повсюду; иные уходят в глубокую старину. Многозначителен, например, тот факт, что аэропорт Хитроу построен на месте стоянки железного века; в западной части летного поля с его дорожками обнаружены свидетельства о том, что в эпоху неолита здесь проходила тропа в две мили длиной. В некоторых местах города в неизменном виде сохранился первоначальный рисунок улиц римской эпохи; нынешние Чипсайд, Истчип и Крипплгейт пролегают все по тем же древним путям. На Милк-стрит и Айронмонгер-лейн, где миновало семь последовательных волн строительства, каждый раз использовались в точности одни и те же площадки, хотя за это время уровень улицы поднялся примерно на три фута и три дюйма.
Помимо физической есть и духовная преемственность. С. М. Баррон, историк прихода Сент-Эндрю (Холборн), заметил, что «вдоль римского тракта, который шел от Ньюгейта на запад, протянулась сплошная полоса захоронений». Позднее здесь проходил путь из Ньюгейта в Тайберн – роковой путь приговоренных к смерти; гиблая дорога была, кажется, приготовлена заранее. Сходным образом стоит отметить, что у церкви Св. Андрея, давшей название этому приходу, обнаружены археологические свидетельства о языческих кремациях, о римских гробницах и о раннехристианских местах молитв; на этом, без сомнения, священном месте обмениваются излучениями последовательные слои культовой деятельности. Археологические раскопки кладбища у церкви Сент-Кэтрин-Кри между Леденхолл-стрит и Майтер-стрит принесли интересные данные о непрерывности захоронений. Как сообщает журнал «Лондон аркеолоджист», здесь имеются «римские участки», которые перемежаются «захоронениями в каменно-известковых гробницах», возможно, связанными с «кладбищем позднесаксонского периода, раскопанным восточнее… Это место используется как кладбище вплоть
Лондонцы, кажется, инстинктивно чувствуют, что некоторые места по-прежнему являются средоточиями силы. Возможно, преемственность – величайшая сила из всех. На монетах древних племен, обитавших в районе Лондона, – в первую очередь иценов – изображен грифон. Эту жадную и прожорливую птицу и поныне можно видеть на гербе Сити. Спустя две тысячи с лишним лет после их появления грифоны все еще охраняют рубежи Сити.
В пределах Сити административный рисунок округов (уордов) восходит к глубокой древности; эти единицы местного самоуправления существуют по крайней мере с начала IX века, и их очертания остаются неизменными по сей день – к началу XXI столетия. Это обстоятельство настолько примелькалось, что его ошеломляющую необычность часто упускают из виду. Нет другого города на свете, который демонстрировал бы такую политическую и административную преемственность; эта уникальность – один из телесно ощутимых факторов, делающих Лондон городом отзвуков и теней.
Физическое строение города тоже отличается замечательным постоянством. Питерз-хилл и Аппер-Темз-стрит были распланированы в XII веке. Очертания многих других улиц имеют сходную историю, причем границы земельной собственности остаются неизменными многие сотни лет. Даже опустошение, причиненное Великим пожаром, не стерло древнего рисунка улиц и территориальных рубежей. Подобная преемственность оказалась присуща и улицам, распланированным после пожара: они проявили такую же живучесть и стойкость. Например, Айронмонгер-лейн имеет одну и ту же ширину в течение почти 335 лет. Эта ширина была и остается равной четырнадцати футам, что в старину позволяло свободно разъехаться двум повозкам. Еще одним аспектом этой непрерывности лондонской истории является то, что структура города приспосабливается к совершенно различным средствам передвижения.
В начале XIX века Джордж Шарф изобразил устричную лавку на углу Тайлер-стрит и Кинг-стрит чуть к востоку от Риджент-стрит; малую глубину ее интерьера объясняет Питер Джексон, редактор последнего издания Шарфа: «Все дома по северной стороне Тайлер-стрит выравнивались по линии, существовавшей со Средних веков, и угол, под которым шла эта линия, заставлял дома чем дальше, тем сильнее „сплющиваться“». Улицы теперь носят другие названия (Фубертс-плейс и Кингли-стрит), но и по сей день «здания на этом месте сохраняют прежние пропорции».
Еще более замечательное вещественное свидетельство прошлого расположено немного западнее – на Парк-лейн. Нижняя часть этой улицы, от Вудз-мьюз до Стенхоуп-гейт отличается неровной линией домов: каждое следующее ответвление начинается немного левее предыдущего, так что «профиль» улицы представляет собой ступенчатую линию. И это не случайность и не архитектурная прихоть: старинная «карта или план владений лорда Эбери» показывает, что здешние улицы были проложены в соответствии с рисунком земельных наделов, некогда нарезанных в этой местности. Эти наделы образовались в рамках сельской общинной системы саксонского периода, так что неровная линия Парк-лейн – примета продолжающегося присутствия и влияния саксов. Точно так же, как их округа сохраняют в городе свою властную энергию, их система фермерского землевладения участвует в сотворении структуры и топографии современного города. Сходным образом изгиб Вест-стрит там, где сейчас находится ресторан «Айви», в точности повторяет изгиб сельской дороги, проходившей здесь в старину.
Тизуэлл, картограф XVI века, создал карту района, который соответствует нынешнему Вест-энду. В то время там были сельские земельные угодья с деревнями Сент-Джайлс и Чаринг и вьющимися проселками. Но если наложить на елизаветинский план современную карту, окажется, что главные проезжие пути и самые заметные топографические приметы совпадают. Этому нужно не удивляться как курьезу, а дивиться как чуду. Если взглянуть на город в таком свете, он начинает открывать свои тайны. Всюду становится слышна непрекращающаяся перекличка. В книге «Лондон: уникальный город» Стен Эйлер Расмуссен, один из великих авторов, писавших о Лондоне, замечает о стандартных лондонских жилищах: «Маленький дом, каких были тысячи и тысячи, составляет в ширину всего шестнадцать футов. Возможно, таков обычный размер участка начиная со Средних веков». Он добавляет, что «единообразие домов возникло само собой, без всякого принуждения». Дома, таким образом, рождаются вследствие некоего инстинкта, некоего древнего императива, подобно клеткам человеческого тела. Издав в 1580 году указ о том, что один дом должна занимать одна семья, Елизавета I выразила другую великую истину о лондонской жизни; как пишет Расмуссен, этот ее призыв, эта программа «повторялась вновь и вновь на протяжении столетий». Названия улиц, на которых стоят многие из этих жилищ, тоже имеют древнее происхождение. Что касается лондонских площадей, их зачастую можно отождествить с внутренними дворами средневековых городских усадеб. Так называемая «ленточная застройка» вдоль Вестерн-авеню в 1930-е годы повторяет подобный процесс роста, происходивший вдоль Уайтчепел-Хай-стрит в 1530-е годы. Четыреста лет для непреложных лондонских законов – срок очень маленький.