Лондон. Прогулки по столице мира
Шрифт:
Впрочем, и сам я, бывало, совершал не менее предосудительные поступки. Думаю, мало кто способен повторить «подвиг», совершенный мною в юношеском возрасте. Тогда я стал владельцем мумии, которая (это была мумия ничем не примечательной жрицы богини Исиды) обошлась мне всего в десять шиллингов.
Так или иначе, прошло по меньшей мере двадцать лет, прежде чем я вновь ступил на мостовую Каледонского рынка. На сей раз меня интересовали колоритные личности, а не возможность задешево приобрести георгианскую солонку.
Об этом рынке знают во всем мире, но, как мне кажется, особенной популярностью он пользуется в Соединенных Штатах, так как американские туристы входят в число наиболее частых его посетителей. Несколько месяцев назад я был в Южной Африке и обедал вместе с несколькими англичанами, живущими в Капской провинции. Наша беседа носила ностальгический характер.
— Как я его обожала, — сказала она. — Он был… да, был самим Лондоном, разве не так?
С этим рынком ее познакомила костюмерша по имени Рози.
— Милая Рози была настоящей лондонской кокни, — продолжала актриса. — Однажды я повстречалась с ней в театре. На ней была какая-то ужасная шуба, если и меховая, то явно из меха неизвестного науке животного. «Рози, — окликнула я ее, — ты великолепно выглядишь! Где ты это достала?»
«На камнях, мисс», — ответила Рози, медленно поворачиваясь перед зеркалом.
«На камнях? Что ты имеешь в виду?»
«Да будет вам, мисс, уж не хотите ли вы сказать, что не бывали на Калли?»
«На камнях» — только кокни может употребить такое замечательное выражение.
Всякому, кто побывал на Каледонском рынке в эпоху его расцвета, это выражение моментально освежит память, и он словно воочию увидит покупателей, медленно обходящих заполненные хламом торговые ряды. Кто-то из них задерживается у одного прилавка, кто-то торгуется у другого. Одни ищут Рембрандта, другие — шубы, не менее ужасные, чем шуба неведомой мне Рози.
Вид усеянного голубями здания Британского музея всегда пробуждает во мне самые приятные воспоминания. Эта огромная мрачная сокровищница искусства, в которой всегда царит торжественная атмосфера, напоминает гигантский и таинственный древний храм. В молодости я приехал в Лондон, чтобы зарабатывать себе на жизнь. В те годы я посещал Британский музей в свободное от работы время, то есть либо в субботу днем, либо по будням, в обеденный перерыв. В том и в другом случае залы музея всегда были заполнены посетителями. Зайдя в любую столовую неподалеку от Грейт-Рассел-стрит, я поспешно проглатывал сэндвич и мчался в музей, чтобы побродить по Египетскому и Греческому залам.
Не могу вспомнить когда и при каких обстоятельствах, но мне удалось познакомиться и подружиться с выдающимся египтологом, сэром Эрнестом Уоллисом Баджем. В чем-то он вправду был вздорным и грубым стариком, хотя лично я никогда не мог понять, чем он заслужил свою дурную репутацию, поскольку ко мне он всегда относился по-доброму. Сам того не подозревая, я, должно быть, часто испытывал его терпение, досаждая вопросами в маленьком кабинете по соседству с залом мумий. Именно здесь он написал большинство своих научных работ. Изменяя своим правилам, он неизменно был ко мне добр и всегда приходил на помощь. Помню, однажды я то ли написал, то ли сделал нечто, вызвавшее раздражение женщины, которая в то время имела большое влияние в Лондоне. Бадж погрозил мне пухлым пальцем и торжественно изрек: «Запомните, мой мальчик, у молодого человека, который сам себе прокладывает путь в этом мире, не может быть более опасного врага, чем богатая женщина с хорошей кухаркой».
Седой и очень полный, он неуловимо напоминал то ли Труляля, то ли Траляля [51] . Обычно он носил сюртук и цилиндр, но сюртук явно нуждался в чистке, а цилиндр смахивал на черного кота, старого и шелудивого. Мне очень нравилось встречать Баджа по утрам, когда он шел в музей, чтобы с новыми силами приступить к какому-нибудь переводу с коптского или к Книге Мертвых. Помню, он любил стоять во внешнем дворе музея с мешочком гороха в руке, а вокруг него кружились голуби, некоторые садились ему на плечо. Кроме того, он души не чаял в музейном коте.
51
Персонажи повести Л. Кэрролла «Алиса в Зазеркалье». — Примеч. ред.
Уоллис
Во время войны на долю музея выпали тяжкие испытания, которые он с честью выдержал. За год до войны были изготовлены сотни раскладных ящиков, все сокровища нации поделили на «портящиеся» и «непортящиеся». Когда началась война, все экспонаты этой огромной коллекции были упакованы и вывезены из музея. Некоторые отправились в сельскую местность, однако большая часть оказалась в тоннелях станции метро «Чэнсери-лейн», на глубине восьмидесяти футов под лондонскими мостовыми. Я увидел их там в первые дни войны. Это было жуткое зрелище. За сохранность экспонатов отвечали два человека, которые жили, ели и спали рядом с сокровищами. По всей вероятности, эти двое находились в самом безопасном месте Лондона! Помню, как один из них что-то готовил на электрической плитке рядом с упакованными в ящики головами фараонов и цезарей. Когда я заметил, что здесь, внизу, так мило и уютно, он сказал: «Да, конечно, вот только слишком далеко ходить за солью!»
Казалось, сэр Джон Форсдайк, тогдашний директор музея и глава отряда противовоздушной обороны, получал удовольствие от воздушных налетов. На мой взгляд, история бомбардировок музея является самой захватывающей и самой невероятной из всех, которые я слышал. Во время одного из налетов бомба прошла сквозь галерею Эдуарда VII, пробила пол и упала в помещениях нижнего этажа, но так и не взорвалась. Впоследствии, во время другого налета, вторая бомба угодила в тот же самый пролом — и тоже не взорвалась! Вероятность такой счастливой случайности ничтожно мала; тем не менее она оправдалась! Огромным достижением работников музея стало то, что в течение всей войны был открыт читальный зал.
Недавно я снова посетил Британский музей и пришел к выводу, что после войны он находится в лучшем, чем прежде, состоянии. Выставленные в его залах экспонаты прошли более тщательный отбор. Коллекция мраморных скульптур Парфенона, привезенная лордом Элгином, впервые выставлена в новой галерее музея. К большинству из этих скульптур можно подойти вплотную. Однако больше всего меня интересовали предметы, обнаруженные в результате двух весьма романтических открытий в Саффолке: одно во время войны, а другое за год до того, как она началась. В течение нескольких лет над восстановлением этих предметов трудились химики и реставраторы, и вот, наконец, они стали доступны публике. Милденхолльский клад представляет собой богатую коллекцию древнеримского серебра, которая приблизительно в 400 году н. э. была закопана одним римлянином, надеявшимся уберечь свою мошну от саксов. Он настолько хорошо спрятал свои сокровища, что те пролежали нетронутыми в течение пятнадцати столетий, вплоть до того дня, когда англичане вновь столкнулись с необходимостью прятать богатства! В 1942 году этот клад случайно обнаружили во время вспашки поля, расположенного неподалеку от Вест-Роу, близ Милденхолла в графстве Саффолк. Эта местность находится у самого края Кембриджширских болот. В кладе нашлись серебряные тарелки, кубки, ложки, чаши и ковши, но самый восхитительный предмет — серебряное блюдо диаметром два фута, получившее название Чаши Нептуна [52] . Оно украшено искусной резьбой. В центре находится голова Нептуна — спутанные волосы, косматая борода; его лицо очень похоже на лицо каменного Нептуна, который находится в музее насосной станции города Бат. Голову бога окружают сидящие на морских чудовищах нереиды. Они образуют ближний круг, а дальний круг, большего диаметра, образуют фурии и сатиры, мчащиеся в безумной пляске вокруг Геркулеса. Последний, как указано в каталоге, «явно пьян», его поддерживают два сатира. Принадлежащие Геркулесу шкура льва и палица выпали из его рук и лежат на земле. Думаю, это блюдо является самой красивой из всех доставшихся нам реликвий римской Британии.
52
По другому толкованию, в центре рельефа изображен не Нептун, а Вакх, которого окружают сатиры и менады. — Примеч. ред.