Лондон. Прогулки по столице мира
Шрифт:
Одному из стражников вменяется в обязанность следить за воронами, а комендант Тауэра еженедельно тратит шиллинг и шесть пенсов на содержание каждой птицы. Воронам присваивают имена и как на военнослужащих заводят учетные карточки, в которых отмечают особенности характера и личные качества. Одной птице, появившейся на свет между двумя войнами, дали имя Джеймс Кроу [5] , а в графе профессия записали — «вор».
Ныне в крепости постоянно проживают шесть птиц. Когда после войны объявили, что Тауэр желает приобрести воронов, со всех концов страны посыпались предложения. Нынешние шесть птиц родом из Шотландии, Уэльса и Корнуолла. Они родились на свободе и были доставлены в крепость,
5
Crow ( англ.) — ворона. — Примеч. ред.
Считается, что место в Тауэр-Грин, где стояла плаха, пропитано кровью бесчисленных жертв. Однако на самом деле здесь были казнены всего лишь шесть узников, из них пять — женщины. Как правило, казни осуществлялись за пределами Тауэра, на Тауэр-Хилл, где в Тринити-Гарденс можно увидеть огороженное пространство, внутри которого и стоял эшафот. Персон королевской крови и женщин прилюдно не казнили, именно поэтому шесть упомянутых казней были совершены внутри Тауэра. Пять казненных женщин — это королева Анна Болейн, королева Екатерина Говард, леди Рочфорд, графиня Солсбери и леди Джейн Грей. Единственный мужчина, казненный в Тауэре, — граф Эссекс, которого тайно умертвили с одобрения королевы Елизаветы.
Кто знает, справедливы или нет были чудовищные обвинения, выдвигавшиеся против Анны Болейн? Пожалуй, стоит напомнить, что за два месяца до ее гибели иностранные послы в Лондоне сообщали европейским монархам: Генрих VIII заигрывает с Джейн Сеймур. Была Анна виновна или нет, ясно одно — Генриху она успела надоесть.
Ее отправили в Тауэр, признали виновной и приговорили к смерти — либо через сожжение на Тауэр-Грин, либо через обезглавливание, в зависимости от того, «каким будет соизволение короля». Казнь назначили на третий день после так называемого суда. Согласно документам Государственного архива, перед своей гибелью несчастная молодая женщина (ей было двадцать девять лет) то впадала в истерику, то проявляла удивительное самообладание. В истерике она заходилась хохотом и все время ощупывала свою необычайно тонкую шею, так как ей была невыносима сама мысль о том, что эту красоту перерубит топор. Король согласился удовлетворить просьбу Анны заменить топор на меч и обезглавить ее на французский манер. Однако не нашлось ни одного обладающего соответствующими навыками англичанина, который пожелал бы казнить королеву, поэтому палача вызвали из Кале. Он прибыл в Англию со своим мечом, но без костюма палача. Костюм пришлось спешно шить, и в наших архивах сохранился счет за эту работу.
В два часа ночи 18 мая 1536 года Анну Болейн разбудили и отвели в часовню, где ее ожидали три священника. Перед причастием и после она клялась спасением собственной души в том, что никогда не изменяла королю.
Когда утренний свет проник в Тауэр, королева поднялась с колен, успокоилась и приготовилась к смерти. Это кажется невероятным, но в семь часов утра она села завтракать вместе со своими перепуганными, заплаканными фрейлинами. Никто из них ночью не сомкнул глаз, все находились на грани истерики. Покончив с едой, Анна резко поднялась и бросилась в объятия миссис Маргарет Ли. Жалобно всхлипывая, она просила, чтобы ее поминали все слуги Гевер-касл, замка в графстве Кент, принадлежавшего ее отцу. Она вспоминала своих щенков и пони, которые остались в Гринвиче. Тянулись долгие минуты прощания, а роковых шагов в коридоре по-прежнему не было слышно. Не в состоянии более выносить неопределенность, Анна попыталась выяснить причину задержки. Оказалось, что казнь перенесли на полдень — вероятно, костюм французского палача еще не был готов. Тогда королева вызвала констебля Тауэра Кингстона.
— Мистер Кингстон, — обратилась она к нему, — я слышала, что не умру до полудня, и весьма об этом сожалею, так как думала, что к этому времени буду уже мертва и боль пройдет.
— Вам не будет больно, мадам, — ответил Кингстон. — Все исполнят аккуратнейшим образом.
— Я слышала, палач весьма умелый, — сказала Анна. — К тому же у меня тонкая шея.
Она расхохоталась и сжала пальцами горло, как часто делала, когда впадала в истерику. Но ее спокойствие поразило Кингстона, который написал министру Кромвелю следующее: «Я видел множество мужчин и женщин, приговоренных к казни, и все они находились в великой печали. Но эта дама ведет себя весьма весело и радуется смерти».
Днем королеву ожидало очередное потрясение. Ей сообщили, что казнь перенесена на следующее утро, то есть на пятницу 19 мая. Пришлось пережить еще одну ночь перед смертью. Может быть, у Анны появилась надежда, сопровождающая человека до самой плахи. Быть может, внутренний голос нашептывал ей, что причина новой задержки — сам Генрих, сердце которого смягчилось. Если так, то надо признать, что несчастная королева просто не знала своего мужа.
Рано утром Кингстон попросил королеву приготовиться. Он дал ей кошелек с двадцатью фунтами. Согласно обычаю, она должна была распределить эти деньги между палачом и его подручными. (Что может быть более противоестественно и более отвратительно, нежели чаевые палачу?) Тем временем фрейлины одели королеву. Около девяти утра снова пришел Кингстон и сообщил, что все готово.
Ужасная процессия двинулась через королевские покои Тауэра, вышла в залитый утренним солнцем двор и направилась к эшафоту Тауэр-Грин. Первыми шли двести гвардейцев с алебардами, за ними следовал палач из Кале. Верхнюю часть его лица скрывала черная маска, на голове была высокая шляпа, форма которой напоминала рог. По обеим сторонам от него шли английские палачи, в обтягивающих костюмах алого цвета. Алые маски полностью скрывали их лица, а на головах у них были такие же, как у француза, шляпы, только алые, а не черные.
Затем следовали официальные представители Тауэра, за ними шла Анна Болейн в сопровождении священника Терлуолла с одной стороны и преданной миссис Маргарет Ли с другой. Лицо королевы заливал румянец, глаза покраснели от слез. На Анне было просторное платье из серого дамаста с горностаевым воротником. Из-под платья выглядывала нижняя юбка. Темные волосы скрывались под маленькой черной шляпкой, надетой поверх белого чепца. С пояса свисала золотая цепь с крестом, а в руках королева держала молитвенник в золотом переплете. Все заметили, что Анна постоянно оборачивается, словно пытается найти кого-то среди небольшой группы зевак, выстроившихся по краям дороги. Неужели она надеялась на пощаду?
Эшафот поднимался над землей на высоту пяти футов и был покрыт соломой и огражден низкими перилами. На площадке перед эшафотом установили помост с креслом для дяди Анны, герцога Норфолка. В ногах у него сидел граф-маршал. Присутствовали, разумеется, министр Кромвель и другие придворные, которые и довели королеву до смерти. По установленному порядку Анну официально передали шерифам, которые повели ее к подножью эшафота. Было пять минут десятого. Прежде чем подняться по ступеням, королева горячо обнялась со своими дамами и попросила, чтобы они, ради нее, не теряли мужества.
Она произнесла короткую речь, в которой восхваляла короля. Затем сама сняла шляпу и обнажила шею. На голову ей надели небольшой холщовый колпак.
— Увы, моя бедная голова, скоро ты скатишься на грязный эшафот, — сказала она.
Встав на колени, королева в течение двух минут тихо молилась. Поднявшись на ноги, она зажмурилась, а миссис Ли завязала ей глаза носовым платком. Затем Анну подвели к плахе и поставили на колени. Преданные ей женщины всхлипывали в дальнем углу эшафота. Французский палач снял башмаки.