Лондон. Темная сторона (сборник)
Шрифт:
Так я и поступаю. Люблю и ненавижу. Всем сердцем.
Ибо все вернется, как он говорит. Однажды, и скорее рано, чем поздно, мы вернем ее себе. И сделаем такой, чтобы ей можно было гордиться. Она опять станет страной героев. И вы, мои милые мальчики, будете теми, кто это сделает. Пехотой революции. Запомните слово в слово. Дайте мне возможность снова гордиться, чуть я о ней подумаю. А я много о ней думаю. Всякий раз, когда какой-нибудь паки возникает у меня перед глазами, когда мне перебегает дорогу какой-нибудь отвратный чужак, а я ему дорогу покрывал или кровлю, всякий раз, когда я гляжу в глаза папани и вижу, что все его надежды остались во вчера, я думаю об этих словах. И думаю о моем месте в великом замысле, на передовых рубежа революции. И я улыбаюсь.
Но я не могу рассказать о себе, не рассказав о Дереке Миджли. Великий человек. Человек, который указал мне путь к истине. Человек, который мне больше отец, чем мой родной папаня. Его называют первым демагогом Дегенхема. Не знаю, что такое демагог, но если это человек, которому ведома истина и который открывает ее другим, как она есть, то он тот самый.
Но я забегаю вперед, Сперва надо рассказать про Иана. Иан. Тот, кто меня нашел. И указал путь. Я встретил его в торговом центре. Болтался там как-то, думая, чем бы заняться, и тут он ко мне подошел. Знаю, говорит, что тебе нужно.
Я поднял голову. Передо мной стоял бог. Бритая голова, все как надо, джинсы, футболочка, настолько в обтяжку, что каждая мышца видна во всей красе. И на вид так спокоен, так владеет собой. Курточку он снял, так что я увидал татушки на его бицепсах и предплечьях. Одни сделаны в салоне, вроде флага Святого Георгия. Другие самодельные, вроде скинхеды навсегда. Безупречный вид.
И я узнал прямо на месте, что у него есть как раз то, что мне надо. Он был прав. Он знал, чего я жажду. Он говорил со мной. Задавал вопросы. Отвечал на мои. Объяснил, кто виноват в том, что у папани нет работы. Кто виноват в том, что мой брат пристрастился к наркоте. И в том, что моя тупая жирная мамаша сбежала в Джиллигем. Поставил все это в связь со всемирным сионистским заговором. Приблизил это к картинам, которые мне были понятны: паки, черномазые, чужаки, ищущие убежища. Я окинул взглядом Дегенхем. Увидел осыпающийся бетон, подавленных белых, торжествующих паки. Угнетение коренного населения. Затем вернулся к Иану. Он стоял, глядя на меня, и солнце позади его головы сияло, точно ореол. Благодаря ему, все обретало безупречный смысл.
Я чувствую твой гнев, сказал он, лучше пойми свою ненависть. Так и сказал — ненависть. Прозвучало в самую точку.
Он знал и других, которые чувствовали то же. Почему бы мне не прийти и не познакомиться? Так я и сделал. И ни разу не оглянулся.
Иана больше нет. После того, что случилось.
На время стало скверно. Я не преувеличиваю, действительно скверно. Так скверно, словно тело замуровано в бетонный фундамент Лондонских Ворот.
Я винил Иана. Непрерывно. Ведь надо же кого-то винить. К счастью, Дерек согласился.
Дерек Миджли. Великий человек. Как я уже говорил. Он сделал местную пивную «Святой Георгий» своей базой. Там-то мы и встречаемся. Он сидит себе в костюмчике, перед ним джин с тоником, волосы приглажены. Мы мало-помалу собираемся вокруг и ждем, когда он одарит нас перлами мудрости. Или поведает о новейшей модификации своего гениального плана. Это отменно, просто быть с ним рядом. Ну, я ведь уже говорил, великий человек.
Я подался в пивную, как и все прочие, поздно вечером после заварушки у общинного центра, то есть сборища. Те же лица. Дерек, разумеется, председательствовал. А вокруг пехота, к которой я с гордостью причисляю себя, местные жители, которых Дерек называет озабоченным населением, кое-какие девахи, Адриан и Стив.
Тут нужно кое-что объяснить. Адриан из тех, кого называют интеллектуалами. На носу у него очки, на плечах драповое пальто круглый год. И на одном плече поверх пальто полотняная сумка. Жирные черные волосы. Лицо такое, будто он где-то не здесь. Смеется над шуточками, которые только один и слышит. Не знаю, что он делает. Знаю только, что обшаривает Интернет и добывает там всякое-разное. А потом показывает Дереку. Тот кивает и следит, чтобы никто из нас ничего не увидел. А Стив местный советник. Наша великая белая надежда. Наш великий
Дерек вещал. То, что вы совершили недавно, мол, было великим и славным деянием. И я горжусь каждым из вас.
Мы все заулыбались.
Однако, продолжил Дерек, я предпочел бы, чтобы вы затаились до самого вторника. До дня голосования. Пусть пока кое-какие другие члены нашей партии исполнят свой долг. У каждого из нас своя роль в спектакле.
Он сообщил нам, что озабоченное население выйдет на улицы с листовками и транспарантами в лучших своих шмотках и тряпках, Стив будет повсюду расхаживать, и прочее. Он может много чего убедительно наплести, наш Стив. О том, как он в отвращении отверг лейбористов, поскольку они друзья паки, искателей убежища, спокойной гавани. Как они пригласили этих, дали им возможность воспользоваться нашей Национальной Службой Здравоохранения, чтобы распространять у нас наркотики и проституцию. Он выложит это каждому, кого встретит, и попытается убедить голосовать за него. Дерек говорит, что это игра на их законных страхах, но для меня это была ПРАВДА. Пусть он играет, на чем хочет.
Дерек продолжал. Мы слушали. Я чувствовал, что не одинок. Нужен. Ценен. Сборища всегда вызывают такое чувство. КАК БУДТО ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ. Сборище рассыпалось. Все стали пить. Куртни, одна из девах, подошла ко мне и спросила, остаюсь ли я. Она коротышка, тело у нее мягкое и на вид как бочонок. Глаза суровые. Ее берут почти все наши пехотинцы. Иногда кто-нибудь больше, чем однажды. Иногда несколько парней подряд. Она это называет своим патриотическим долгом. Суровые глаза, но сердце доброе. Как-то я к ним присоединился. Нужно было. Все в таком участвовали. Но я не больно много делал. Главным образом, сидел и наблюдал. Глазел на них. А к ней и не приблизился. Так или иначе, она меня наградила этим взглядом. Потерлась о меня. Дала взглянуть на кончики ее титек под футболкой с глубоким вырезом. Вогнала меня в краску. И я разозлился, почувствовав, что покраснел. Я сказал ей, что мне надо идти и что я не могу позволить себе выпить. Мое разрешение на поиск работы пропало, а Без с предложением какой-нибудь работенки не появился.
Она сказала, что будет проводить время с несколькими ребятами после пивной. Мне интересно? Я ответил, что нет. И подался домой. Точнее, не прямо домой. Сперва нужно было еще кое-что сделать. Кое-что, о чем я не мог рассказать остальным.
Есть в наших местах участок, куда не ходят. По крайней мере в одиночестве. И уж всяко — когда стемнеет. Если тебя туда не послали. И если чего-нибудь не нужно. А мне было кое-что нужно.
Ну и темнотища там была. Ни просвета. А из открытых окон хип-хоп да регги. На площади ни души. Я шагал себе, хрустел гравием да битым стеклом. И чувствовал, как на меня кто-то пялится. Невидимый. Жалел, что лезвия не прихватил. И все же мускулы-то мои при мне. Я работаю над своим телом с тех пор, как вступил в партию. И стал здоровым и крепким. В школе я таким никогда не был. А был жалким слабаком. Теперь это не вернется. Так что более-менее я был в безопасности. Я это знал. До тех пор, пока я делаю здесь то, что мне нужно, никто на меня не нападет. Потому что именно здесь поселились черномазые.
Я подобрался к знакомому углу и затаился. И услышал этого типа еще до того, как увидел. Он двигался из темноты по переулочку, довольный собой и жизнью, мешковатые джинсы болтаются на бедрах, так что уже видна ложбинка между ягодицами. Куртка на плечах, точно на вешалке. Тело ободранное и смуглое, как у буйвола.
Аарон. Черный Воин.
Аарон. Наркоторговец.
Я еще отдышался.
Он подошел совсем близко. Взглянул на меня. Обычный взгляд. Улыбочка, как будто он знает что-то такое, чего я не знаю. Глаза в глаза. Я чувствовал его теплое дыхание у себя на щеке. И меня охватило беспокойство.