Лондон
Шрифт:
Обряд скрывала завеса тайны, ибо ритуалы инициации хранились в секрете, но адепты твердо придерживались традиции. Последователи культа совершали в храме мелкие кровавые жертвоприношения в проверенной временем римской манере. Кроме того, их связывал древний кодекс чести стоиков, обязывавший к целомудрию, честности и отваге. Членство в ложе было доступно не каждому. Культ ревностно охраняли армейские офицеры и купцы, среди которых он пользовался популярностью. Войти в лондиниумский храм могло всего лишь человек шестьдесят или семьдесят. Руф имел все основания гордиться своей принадлежностью к ложе.
В
Юлий не бывал в храме раньше. Уже одно его присутствие там явится неким предварительным испытанием. Он понадеялся пройти его, когда они достигли двери, спустились на три ступени и шагнули внутрь.
Храм состоял из центрального коридора – нефа – с колоннами по сторонам, за которыми находились боковые приделы. Сам неф, будучи почти пятидесяти футов в длину, в ширину имел лишь двенадцать – с деревянным полом, при деревянных же скамьях в приделах. Отец и сын направились к одной на задах; Юлий с любопытством осматривался.
Факелы отбрасывали неверный свет, приделы окутывала густая тень. Когда вошли и устремились к своим скамьям другие мужчины, Юлий смекнул, что его изучают, однако лица проходивших различал не всегда. В дальнем конце, перед маленькой апсидой между двух колонн, высилась статуя Митры с лицом волевым, подобным огрубленному лику Аполлона; глаза возведены к небесам, на голове – заостренный фригийский колпак. Перед изваянием располагался скромный каменный алтарь, снабженный отверстием для стока крови. Здесь совершались жертвоприношения.
Храм медленно заполнялся. Когда прибыл последний член ложи, двери затворили и заперли. Затем все в молчании сели. Прошла минута, другая. Юлий гадал, что будет дальше. Наконец в дальнем конце мигнула лампа; он различил движение, и вот из тени приделов с тихим шорохом выступили две фигуры. Они были поистине странны.
Они надели головные уборы, полностью скрывавшие лица. На первом мужчине была львиная голова с гривой, ниспадавшей на плечи. Второй наводил еще большую жуть, и под его взглядом Юлий ощутил, как по спине пробежал холодок.
То, что он нацепил, было не просто головным убором, ибо едва не достигало колен. Одеяние, сотканное из сотен крупных перьев, которые приглушенно шуршали и поскрипывали, имело форму огромной черной птицы со сложенными крыльями и колоссальным клювом. То был Ворон.
– Это жрец? – шепотом спросил у отца Юлий.
– Нет. Он один из нас. Но сегодня руководит церемонией.
Ворон уж шел по нефу между скамьями. Он двигался медленно, задевая исполинским хвостом колени сидящих. Через каждые несколько шагов он останавливался и обращался к кому-то из членов с вопросом, несомненно осуществляя ритуал:
– Кто есть владыка света?
– Митра.
– Чья кровь обогащает землю?
– Быка, сраженного Митрой.
– Как твое имя?
– Служитель.
– Из нашего ли ты числа?
– До самой смерти и далее вовеки.
Покуда Ворон расхаживал взад и вперед по нефу, Юлию чудилось, что глаза, выглядывавшие из гнезд поверх клюва, уделяли ему особенное внимание. Юноша вдруг устрашился того, что Ворон задаст ему вопрос, на который он, разумеется, не сможет ответить. И возрадовался, когда тот, удостоив его как ему показалось, прощальным взглядом, вернулся к святилищу.
А потому ничто не утешило его больше, чем шепот отца, который пригнулся, дабы говорить прямо в ухо:
– Это один из тех, с кем тебе предстоит нынче встретиться.
Остаток церемонии пролетел быстро. Ворон изрек несколько молитвенных обращений; Лев сделал краткие объявления насчет членства, после чего собрание утратило официальность и присутствовавшие разбрелись по нефу малыми группами.
Юлий с отцом остались сзади. Вокруг, как отметил Юлий, кучковались другие сравнительно робкие члены – довольные, очевидно, как и отец, своим пребыванием здесь, однако он узнал и кое-каких видных и влиятельных горожан.
– Ложа решает в этом городе чуть ли не все, – гордо заметил Руф.
Они продолжали спокойно ждать, переговариваясь с соседями. Прошло несколько минут. Затем Юлий ощутил отцовский толчок.
– Вот он, – пробормотал тот и нервно добавил: – Все будет хорошо.
Юлий уставился в западный придел.
Человек, изображавший Ворона, оказался крупным и внушительным мужчиной. Он снял костюм и шествовал по нефу, кивая направо и налево с дружественной властностью. Юлий видел в полумраке, что он сед, но только вблизи, придя в холодную, внезапную панику, рассмотрел шрам, тянувшийся через всю щеку.
Центурион не спускал с него глаз. Взгляд был острый. Юлий почувствовал, что побелел. Неудивительно, что Ворон изучал его столь пристально. «Он узнал меня, – подумал Юлий, – и мне конец». Он едва смог поднять взор, когда отец представил его с заполошным смешком.
Сначала Юлий не услышал ни слова. Он не воспринимал ничего, кроме впившихся в него глаз центуриона. Лишь через несколько секунд осознал, что солдат ведет с ним спокойную беседу. Тот разглагольствовал о речной торговле и надобности в смышленом молодом человеке, способном доставлять гончарные изделия с острова в порт. Жалованье такому молодцу положат приличное. Появится шанс открыть собственное торговое дело. Да неужели центурион так и не узнал его? Юлий вскинул глаза.
С центурионом было что-то неладно. Теперь Юлий заметил это, хотя и не вполне осознавал, в чем дело. Покуда здоровяк взирал на него сверху вниз, Юлий понял одно: за суровым взором скрывалось что-то еще, потаенное. Не то чтобы деловые интересы являлись для такого человека чем-то необычным. Легионерам платили щедро, и не приходилось сомневаться, что центурион рассчитывал, когда выйдет в отставку, стать солидным купцом, а то и землевладельцем. Пока же его обязанности в столице имели в основном представительский характер – вкупе с мелкой фискальной деятельностью. У него было время сделать вложения. Однако по мере того, как он говорил, Юлий все больше уверялся в правильности первого впечатления: центурион не так прост, как кажется. Грубый солдафон полон загадок. Возможно, они касались ложи Митры; возможно – чего-то иного. Оставалось только гадать.