Лондонские сочинители
Шрифт:
— Славно сработано, Уильям! Даже меня перехитрил. Доставай-ка. Дай мне хоть взглянуть на нее.
Уильям вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете и раскрыл. Там лежал обернутый в тончайшую, как паутина, ткань листок бумаги, к которому едва видной ниточкой была прикреплена прядь волос. Уильям положил все это на обеденный стол. Сэмюэл Айрленд бережно развернул полупрозрачную ткань и бумажный лист и принялся разбирать рукописные строчки:
— Заверяю тебя, душенька моя, что ничья грязная рука не касалась сего послания. Твой Уилл [78] свершил все самолично. Желание у него есть, есть и умение. Ни золоченая безделка… Ни что-то еще… Неразборчиво. Извини. Я сам не свой от волнения.
78
Несомненная аллюзия на сонеты 135 и 136, в которых Шекспир обыгрывает значения своего имени «Уилл»: желание, воля и др.
Прядь рыжеватых волос на конце слегка завивалась. Сэмюэл Айрленд боялся даже прикоснуться к ней.
— Неужто и волосы подлинные? Прямо с его головы?
— Отчего бы и нет? Когда тело Эдуарда Четвертого подняли из могилы, волосы были по-прежнему крепкие и ничуть не утратили цвета. А ведь умер он в тысяча четыреста восемьдесят третьем году.
— Ты нашел это среди других бумаг? В доме благодетельницы?
— Конечно. Где же еще? Когда-нибудь ее дом станет местом паломничества для всех истинных почитателей Шекспира.
— Если кому-нибудь удастся разыскать этот дом, — заметила Роза Понтинг. Услышав про любовное письмо, она сразу вернулась в столовую. — Господи, Уильям, ты из любой малости делаешь тайну. Это несносно. Правда, несносно. Ты и теперь не скажешь отцу, где живет эта особа?
— Хотите знать, Роза, как она сама изложила мне свое предложение?
— Давай, выкладывай. Я охотница до разных историй.
— Она считает ниже своего достоинства терпеть чьи бы то ни было нескромные расспросы. Муж ее недавно умер, ни словом не объяснив, как и зачем он собирал старинные бумаги. Добавить к этому ей нечего, а привлекать к себе внимание она, дама благородного происхождения, не желает.
Роза пренебрежительно фыркнула и стала убирать со стола.
Сэмюэл Айрленд вновь наполнил свой фужер.
— И очень правильно делает, — заметил он. — Только вопросов все равно не миновать.
— На них буду отвечать я.
— Ее муж, судя по всему, был выдающимся коллекционером.
— Безусловно. Уж не из того жулья, что прикарманивает мелкую дребедень. [79] Мне кажется, отец, я скоро приду к определенному выводу в этом загадочном деле. В завещании Шекспира ни слова нет о книгах или бумагах.
79
Цитата из пьесы У. Шекспира «Зимняя сказка» (акт 4, сцена 2): «Отец назвал меня Автоликом; ведь этот парень, так же как и я, родился под знаком Меркурия и был воришкой, прикарманивал мелкую дребедень». Перевод В. Левика.
— Знаю.
— Можно предположить, что имущество он оставил дочери Сюзанне, вместе с домом и землею.
— А она вышла замуж за доктора Холла.
— Совершенно верно. Супруги Холл, в свою очередь, завещали все своей единственной наследнице, дочери Элизабет, которая продолжала жить в Стратфорде.
Тем временем Роза Понтинг опять вернулась в столовую.
— Надеюсь, ты хотя бы сообщишь нам, где находится ее дом, — ядовито заметила она.
— Известно, что во время гражданских войн [80] дом заняли солдаты Кромвеля. Но об этих бумагах опять никаких сведений нет.
80
Гражданские войны (1642–1646 и 1648) — войны между сторонниками парламента и роялистами; обе войны были этапами Английской буржуазной революции.
— Ты полагаешь, служивые прибрали их к рукам? Или поджигали ими порох в своих короткоствольных ружьях?
— Нет, не совсем так Среди членов парламента были антиквары. Один из них мог прослышать о том, что в старом доме Шекспира расквартирован полк, а дальше все проще простого. Словечко офицеру, и вот уже…
— …дверь в дом для него открыта. Кого волновала судьба листков, исписанных каким-то бумагомаракой? Возможно, одним из нечестивых папистов?
— Точно, отец. Бумаги, однако, сохранились. Но клад этот — в частных руках, и владельцы отнюдь не намерены предлагать его всему человечеству. Он передается из поколения в поколение. А потом муж моей благодетельницы нападает на его след.
— Более удачного приобретения невозможно себе представить. Хотел бы я знать, за сколько?..
Сэмюэл Айрленд подошел к небольшому окну, выходящему на Холборн-пассидж, и молча уставился на булыжную мостовую.
Роза Понтинг, уютно расположившаяся в кресле с шитьем в руках, не отрывая глаз от рукоделия, проронила.
— Сэмми, ты сам говорил мне, что бумаги только вырастут в цене. Везет же некоторым.
Не прошло и недели, как Эдмонд Малоун возвратил стихотворение Шекспира, заявив, что сомневаться в подлинности находки нет никаких оснований. При этом он подчеркнул, что хотел бы вручить драгоценный лист именно Уильяму, а не Сэмюэлу Айрленду.
— Поздравляю, сэр, ваше редкостное усердие увенчалось успехом. Мы все вам очень признательны.
— А как вам стихотворение?
— В нем выразился возвышенный гений Барда. Что греха таить, Шекспир порою смешивает высокое и низкое. Многие считают, что трагедия у него чересчур часто переплетается с фарсом. К разверстой могиле он приводит шутов, короли у него якшаются с фиглярами.
— А что, между ними большая разница?
Малоун пропустил вопрос мимо ушей.
— Но здесь перед нами образец истинной чистоты и целомудрия.
Уильям не скрывал своего счастья. Он сжал руку Малоуна и, пробормотав:
— Хочу представить на ваш суд еще кое-что, — помчался наверх. Вернулся он с коротенькой любовной запиской и локоном.
— Потрогайте волосы, мистер Малоун, — предложил он.
Но тот отказался и, словно обороняясь, воздел вверх руки. Затем быстро пробежал глазами записку и сразу понял, что за послание перед ним.
— Слишком уж она интимна. Прямо-таки ощущаю исходящее от нее тепло.
— Такое чувство, будто мы соприкасаемся с тем, кто ее писал.
— Вот именно.
Уильям не мог скрыть своей радости.
— Я показал локон изготовителю старинных париков; представьте, мистер Малоун, он уверяет, что волосы настоящие, того времени. Они чуточку толще наших.
— Не сомневаюсь, что он прав. Теперь меня ничем не удивить. Почти как у Шекспира: целое море радости. [81]
— Тут имеется кое-что еще.
Сэмюэл Айрленд нырнул под прилавок и вылез оттуда со стопкой листов в руках. Листы были сложены вчетверо и стянуты чем-то вроде шелковой нити; все они были сплошь исписаны от руки.
81
Аллюзия на слова Перикла из одноименной драмы У. Шекспира: «…Чтоб море этой радости великой моих не затопило берегов». Акт 5, сцена 1. Перевод Т. Гнедич.