Лондонские сочинители
Шрифт:
На роль прислуги Мэри согласилась довольно охотно. Чарльз ходил на работу в контору, а она присматривала за хозяйством. И так будет всегда. После своей болезни она замкнулась еще больше. Ей казалось, что ее изрытое оспой лицо вызывает у окружающих жалость, а то и отвращение, и ей совсем расхотелось показываться на люди.
Сверху, выше этажом, послышались размеренные шаги брата; Чарльз ходил взад-вперед по узкому коврику вдоль кровати. Мэри давно привыкла к таким звукам: это Чарльз приводит в порядок свои мысли, прежде чем взяться за перо. Еще раза три-четыре пройдется и сядет за письменный стол. Какое-то время назад его познакомили с Мэтью Ло, редактором «Вестминстер уордз». Плененный рассуждениями молодого человека о стиле актерской игры в театре «Друри-Лейн», Ло заказал ему эссе на ту же тему, и Чарльз написал его за считанные дни. Свое произведение он завершил весьма эффектным пассажем об игре Мандена: [9] «Его раздумья о бочонке масла ничуть не уступают какой-нибудь идее Платона. Он способен постичь самую суть жареной бараньей ноги. Об окружающих его вещах, из которых слагается повседневная жизнь, он размышляет подобно первобытному человеку, взирающему на солнце и звезды». Пассаж, по словам Мэтью Ло, в редакции сочли очень ярким; с той поры Чарльз стал постоянно сотрудничать в этом еженедельнике. Теперь же он писал статью во славу трубочистов. [10] А Стерна перечитывал, чтобы узнать, не касался ли этой темы его любимый писатель.
9
Манден Джозеф Шепард (1758–1832) — английский комический актер.
10
Ч. Лэм действительно написал эссе под названием «Похвальное слово трубочистам» («The Praise of Chimney-Sweepers»). Оно вошло в сборник его эссе «Очерки Элии».
По настоянию матери Чарльз продолжал трудиться в Ост-Индской компании, дабы зарабатывать на жизнь, но предпочитал называть себя литератором. Со школьных лет, проведенных в «Крайстс-Хоспитал», [11] где учился он из рук вон плохо, все его честолюбивые мечты и надежды сосредоточились на изящной словесности. Он декламировал свои стихи сестре; Мэри внимала ему с серьезным, едва ли не гордым видом, будто сама их сочинила. Еще Чарльз написал пьесу, в которой сыграл роль Дарили, [12] а сестра — Марию Стюарт. Роль глубоко взволновала Мэри, многие строки навсегда запали ей в память.
11
«Крайстс-Хоспитал» — привилегированная частная школа для мальчиков; основана в 1483 г.
12
Дарнли Генри Стюарт, лорд (1545–1567) — муж Марии Стюарт (1542–1587).
— Позови брата ужинать, Мэри.
— Он работает над эссе, мама.
— Полагаю, свиные отбивные его трудам не повредят.
Мистер Лэм вставил что-то про рыжие волосы, однако женщины пропустили его слова мимо ушей.
Мэри направилась к двери, но Чарльз уже спускался по лестнице.
— Пахнет жареной свининой, милая. Человеку сильному она пойдет на пользу, а слабовольному и подавно не устоять перед сочным куском.
— Это Фрэнсис Бэкон?
— Нет, Чарльз Лэм. Труба пониже, и дым пожиже. Buon giorno, [13] ма.
13
Добрый день (ит.).
Миссис Лэм тем временем вела мужа в небольшую столовую, расположенную в глубине дома. Из окон была видна узкая полоска сада, в его дальнем конце стояла чугунная беседка в виде пагоды, неподалеку чернела кучка горелой листвы. Прошлым утром миссис Лэм с дочерью собрали со стриженых газонов и выложенных сланцевой черепицей дорожек опавшую листву и развели костер. Мэри вдыхала сладковатый дым, поднимавшийся к сумрачному лондонскому небу. Ей казалось, что она приносит жертву некоему странному божеству. Но какому? Неужто богу детства?
Тиззи поставила на стол соусник; руки у нее слегка дрожали, и немного соуса пролилось на натертый воском стол. Чарльз лизнул палец и подобрал густую каплю.
— Ага, хлебные крошки, печенка и чуть-чуть шалфея для пикантности. Ммм, блаженство.
— Глупости, Чарльз, — отрезала миссис Лэм.
Она была членом местной общины евангелистов-фундаменталистов и точно знала, что такое блаженство. Впрочем, мрачноватая набожность никак не сказывалась на аппетите миссис Лэм. Прочитав нараспев молитву, к которой присоединились Чарльз с Мэри, она принялась раскладывать по тарелкам отбивные.
— Отчего необходимо испрашивать благословения каждому приему пищи? — однажды спросил сестру Чарльз. — Разве безмолвной благодарности недостаточно? Отчего же тогда мы не испрашиваем его перед прогулкой при луне? Или перед чтением Спенсера? [14] Почему не молимся перед встречей с друзьями?
Мэри с раннего детства не любила чопорных семейных трапез. То, как подавали тарелки, как раскладывали по ним еду, — все наводило на нее тоску и усталость, даже звяканье столовых приборов. Один только Чарльз умел поднять ей настроение.
14
Спенсер Эдмунд (ок. 1552–1599) — английский поэт, автор поэмы «Королева фей».
— Интересно, — вдруг произнес он, — кто был величайшим дураком на свете? Уилл Сомерс? [15] Судья Шеллоу? [16]
— Ну, знаешь, Чарльз… Ты забываешься, — отозвалась миссис Лэм, не отводя рассеянного взгляда от мужа.
Мэри рассмеялась, и кусочек картофеля застрял у нее в горле. Задыхаясь, она вскочила со стула; миссис Лэм тоже поднялась из-за стола, но дочь резко отмахнулась от нее: она не желала, чтобы мать к ней прикасалась. Откашлявшись, она выплюнула злополучный кусок себе в ладонь и перевела дух.
15
Уилл Сомерс — шут при дворе Генриха VIII (1491–1547), за доброту и жалостливость прозванный Другом Бедняков.
16
Шеллоу — деревенский судья, пустой болтун, персонаж пьес У. Шекспира «Генрих IV. Часть II» и «Виндзорские насмешницы».
— Кто купит мне сладких апельсинов? — спросил отец.
Миссис Лэм села на свое место и продолжила трапезу.
— Ты очень поздно пришел домой, Чарльз.
— Я обедал с друзьями, ма.
— Это у вас так называется?
Накануне Чарльз вернулся на Лейстолл-стрит сильно пьяным. Мэри, как всегда, дожидалась его и, едва заслышав, как он тщетно пытается попасть ключом в замочную скважину, распахнула дверь и подхватила чуть державшегося на ногах брата. Два-три раза в неделю он непременно вечером напивался, или, как он сам виновато говорил на следующий день, «надирался», но Мэри никогда его за это не корила. Ей-то ясно, отчего он пьет, и она полностью разделяет его чувства. Будь у нее такая возможность да побольше смелости, она и сама напивалась бы каждый божий день. Заживо лечь в могилу — разве это не уважительная причина для запоя? Чарльз по крайней мере писатель, а писатели славятся своей невоздержностью. Вспомнить хотя бы Стерна и Смоллетта. [17] И ведь он никогда не кричит, никого не задирает, всегда кроток и добродушен, разве только на ногах не стоит и говорит невнятно. «Таков мой долг. Таков мой долг, [18] — сказал он ей прошлой ночью. — Ну, веди меня».
17
Смоллетт Тобайас Джордж (1721–1771) — английский писатель.
18
Шекспир У. Отелло. Акт 5, сцена 2. Перевод Б. Пастернака.
Вместе с двумя сотоварищами по Ост-Индской компании, Томом Коутсом и Бенджамином Мильтоном, Чарльз провел тот вечер на Хэнд-корт, в пивной «Здравица и Кот», что неподалеку от Линкольнз-Инн-филдс. Оба приятеля Чарльза были темноволосы, низкорослы и щеголеваты; говорили быстро и хохотали сверх всякой меры над замечаниями друг друга. Чарльз был немного моложе Коутса и немного старше Мильтона, а потому считал себя, как он выражался, «нейтральной средой, беспрепятственно пропускающей через себя гальванические силы». Коутс рассуждал о Спинозе и Шиллере, о Библии как источнике вдохновения и о буйном воображении романтиков. Мильтон разглагольствовал о геологии, о разных эрах в истории земли, об окаменелостях и пересохших морях. Захмелевший Лэм словно воочию видел зарождение мира. Подумать только, какие горы способно своротить общество, к которому принадлежат столь великие умы!
— Я тебя вчера разбудил, да, мама?
— Я уже не спала. Мистер Лэм никак не мог угомониться.
По ночам ее муж норовил помочиться на улицу прямо из окна спальни, но миссис Лэм пресекала эти поползновения самым решительным образом.
— Ты был тише воды, ниже травы, — вставила Мэри, отдышавшись после приступа кашля. — И сразу лег спать.
— Благодаря твоим добрым словам мне уготована вечная жизнь, Мэри. Небесной благодатью осиянна такая сестра.