«Лонгхольмский сиделец» и другие…
Шрифт:
– Как они?
– Ничего. Пока держатся. Австрийцы тоже не сразу пластунов обнаружили. А когда открыли огонь, казаки уже у дороги под защитой пригорка укрылись. И теперь ни вперед, ни назад, вся дорога с сопки простреливается.
– Вперед, – приказал Аристарх и, ведя коня в поводу, направился вслед за вестовым. За ним двинулись остальные.
– Отсюда лучше идти лесом, – предложил гусар, когда отряд добрался до поворота дороги, ведущей к хутору.
– Лесом так лесом, – согласился офицер, – главное, чтобы противник нас до времени не заметил.
Вскоре отряд вышел к густо поросшей
Подозвав к себе подхорунжего Мирошниченко и вахмистра Загородина, Аристарх распорядился:
– Прикажите вашим казачкам прикрыть отряд со стороны дороги. Мало ли что может прийти в голову противнику.
– Не беспокойтесь, ваше благородие, казаки уже заняли позиции у дороги.
– А вы, вахмистр, отправьте вестового к полковому командиру с докладом об обстановке.
– Слушаюсь, ваше благородие, – поспешил выполнять приказание Загородин.
– А мы пока посмотрим, как помочь вашим станичникам, попавшим в западню, – обратился к Мирошниченко Аристарх.
Внимательно осматривая местность в бинокль, штаб-ротмистр пытался найти овраг или лощину, ведущую к залегшим под бугром пластунам. Но вдоль дороги видны были лишь крутые склоны и осыпи с небольшими пожелтевшими заплатками травостоя, где просто невозможно было пройти незаметно.
– Ваше благородие! – встревоженно воскликнул подхорунжий. – Австрийцы направляют к подножию солдат. Непременно попытаются закидать казаков гранатами. Этого нельзя ни в коем случае допустить…
– Все это верно, но нам пока что не время загодя открываться, – озабоченно сказал Аристарх, – я предлагаю внезапно атаковать, когда они подойдут поближе.
– Только людей положим, ваше благородие, – откликнулся подхорунжий. – А что, если взять их в ножи? Вон, видите, густо поросшую лесом лощину, между подножием сопки и пригорком, за которым спрятались станичники. Австрияки и пикнуть не успеют, как мы их всех там положим.
– Вижу, – перевел бинокль на захваченную противником гору Аристарх, – но перед этой лощиной голое место, поросшее лишь травой да мелкими кустарниками. За ними особо не спрячешься…
– Пластуны мы аль нет? – возбужденно прервал его Мирошниченко. – Святое дело погибнуть за други своя…
– Только этого не надо. Сделайте так, чтобы все остались живы. А вас, если понадобится, мы прикроем огнем.
– Спаси Христос, ваше благородие! Другого ответа от вас я и не ждал.
Отобрав шестерых пластунов, подхорунжий сказал на прощание:
– За меня остается вахмистр Цибуля. Если что, не поминайте нас лихом, господа гусары. – И поглубже нахлобучив на голову кубанку, словно ящерица, юркнул под покров леса. Вслед за ним растворились в осенней сени и остальные пластуны.
Пока австрийцы не спеша спускались по довольно крутому склону и успели добраться лишь до густого перелеска, Мирошниченко со своими казаками, незаметно преодолев ползком открытый участок местности, уже ждал их там. Аристарх заметил мелькнувшую среди желтолистых берез черную кубанку подхорунжего.
Наблюдая в бинокль, он обнаружил, что все восемь австрийских драгун, направленных для ликвидации попавших в западню
– Приготовиться к бою, – приказал Аристарх, – без моей команды огня не открывать! – строго предупредил он.
Продолжая наблюдение за перелеском, он неожиданно для себя обнаружил выходящих из-за деревьев как ни в чем не бывало драгун. Правда, было их почему-то всего семь. Внимательно присмотревшись, он к своему удивлению, узнал в шагающем впереди австрийце подхорунжего Мирошниченко.
«Ну, пластуны дают! – подумал он, сообразив, что казаки не только тихо, без шума взяли в ножи австрияков, но и переоделись в их форму и теперь будут пытаться вывести попавших в западню станочников из-под удара противника. – Но это же не по правилам, – неожиданно пронеслось в мозгу, – разве можно переодеваться в форму врага?» Но немного подумав, Аристарх отмел эти навеянные незримым кодексом офицерской чести традиции, усвоенные им еще в кадетке и закрепленные в училище, как рудимент, мешающий выполнению главной задачи – освобождению людей, независимо от того казаки это или его гусары. Ради этого подхорунжий и его пластуны рисковали своими жизнями, и тут было не до сантиментов, тем более, что офицеры противника уже давно забыли о таких понятиях, как рыцарство и офицерская честь, применяя отравляющие газы и разрывные пули, частенько используя в своих преступных целях даже белый флаг…
– Ваше благородие, – оторвал Аристарха от мрачных мыслей внезапно возникший рядом младший унтер-офицер Кузьмин, – батарея горных пушек и 6-й эскадрон ротмистра Лермонтова на подходе
– Ах, это ты! А я-то думал, что полковой командир тебя при штабе оставил, – явно обрадовался появлению гусара штаб-ротмистр.
– Хотел оставить, – смущенно ответил Кузьмин, – да я до вас обратно попросился.
– Ну и молодец, – похвалил его офицер. – Так ты говоришь, что артиллерия на подходе?
– Точно так, ваше благородие, целая конная батарея, через полчаса непременно будет здесь.
– Скачи к командиру батареи да поторопи его, надо как можно скорее поддержать огнем казаков, которые попали в переделку. Как только австрияки начнут стрельбу, надо будет открыть по их позициям массированный артиллерийский огонь. Одна нога здесь, другая там. Выполняй!
– Слушаю, ваше благородие. – Кузьмин стремглав кинулся к лесу, вскочил на коня и вскоре исчез между деревьев.
В это время со стороны пригорка, за которым прятались пластуны, послышались три револьверных выстрела.
Аристарх навел туда бинокль и увидел, что мнимые драгуны на глазах противника изображают пленение попавших в западню русских. Вскоре, забрав у казаков винтовки и шашки, они под радостные крики «соотечественников», наблюдающих с горы, повели пленных к своим позициям.
Аристарх нетерпеливо взглянул на часы.
«Неужели артиллеристы не успеют, – с тревогой глядя на лесную прогалину, подумал он, – ведь сколько хороших солдат может погибнуть». И словно в ответ на его мысли из леса показалась лошадь, а за ней прикрепленное к передку орудие. Подошел подпоручик-артиллерист и лихо представился: