Лорд Дарси (1-9)
Шрифт:
— Эх, милорды! — сказал он двоим мужчинам, расположившимся на противоположном сиденье. — Какое, поистине, облегчение — оказаться снова свободным. Можете поверить, двадцать четыре часа в Тауэре не соответствуют моему представлению о хорошем времяпрепровождении. Не скажу, чтобы я возражал против возможности побыть немножко в одиночестве... Как известно, любой волшебник, который не устраивает себе ежегодную неделю размышлений, обнаруживает, что сила начинает покидать его. Но когда есть работа... — Он сделал паузу. — Милорд, надеюсь, своим освобождением я обязан не тому, что вы уже расставили в деле
Дарси засмеялся:
— Не бойтесь, мой дорогой Шон! Вы не пропустили ничего интересного.
— Его лордство, — сказал Бонтриомф, — освободили вас, прибегнув к простому, но очень эффективному шантажу.
— Контршантажу, если угодно, — поправил Дарси. — Я просто доказал де Лондону, что лорда Бонтриомфа можно упечь за решетку на основании столь же бездоказательных данных, которыми маркиз руководствовался, сажая вас.
— Минуточку! — сказал Бонтриомф. — Данные не были настолько бездоказательными. Их было вполне достаточно — причем, в обоих случаях, — чтобы дать разрешение на предварительное задержание с целью допроса.
— Разумеется, — согласился Дарси. — Но милорд маркиз и не пытался допрашивать мастера Шона. Он следовал букве закона больше, чем его духу.
Причина происшедшего — в семейном соперничестве: у нас с маркизом похожие, хотя и не одинаковые, способности, а отсюда, в сущности, дружественный, но порой излишне эмоциональный антагонизм. Кузен не посмел бы арестовать обычного подданного Его Величества на основании подобных улик, если бы искренне не считал, что подозреваемый и в самом деле совершил преступление. Я бы выразился категоричнее: у него никогда и мысли не возникло бы так поступить.
— Рад слышать это, — сказал Бонтриомф, — потому что вы правы. Но порой ваше соперничество заходит слишком далеко. Обычно я стараюсь стоять в стороне, но...
— Позвольте мне поправить вас, — с улыбкой перебил Дарси. — Как раз обычно вы не стоите в стороне. Напротив, обычно вы полностью преданы милорду маркизу, обычно вы принимаете его сторону, заставляя меня переигрывать вас обоих — достаточно сложная задача, должен сказать. На этот раз, однако, вы почувствовали, что арест мастера Шона с целью вынудить меня взяться за расследование — явный перебор. Я отдаю себе полный отчет, что если бы я отправился в Тауэр, было бы совсем другое дело.
Бонтриомф задумчиво уставился в крышу экипажа.
— А ведь это мысль, — сказал он.
— Не думайте об этом слишком упорно, милорд, — сказал мастер Шон, и в его голосе прозвучала легкая угроза.
Бонтриомф резко опустил глаза и открыл рот, но что он хотел сказать, никто так и не узнал: экипаж остановился.
Возница открыл окошечко на крыше и проговорил:
— Королевское управление, милорды.
Лакей распахнул дверцу экипажа, и они вышли. Бонтриомф задержался и незаметно сунул в руку лакея пару монет.
— Подождите нас, Барни. Распорядитесь, чтобы позаботились о коляске и лошадях, а потом вы и Деннис посидите в пивной напротив. Мы можем отсутствовать довольно долго, так что не стесняйтесь, выпейте по паре кружек пива. Когда потребуется, я пришлю за вами.
— Хорошо, милорд, — тепло сказал Барни. — Спасибо!
Бонтриомф проследовал за лордом Дарси и мастером Шоном в гостиницу Королевского
Дарси в одиночестве стоял в фойе, глядя через застекленные двери на толпу в вестибюле.
— А где мастер Шон? — спросил Бонтриомф.
— Внутри. Я послал его вперед. Видите, по меньшей мере дюжина доброжелателей и не меньше двух дюжин просто любопытных окружили Шона. Они поздравляют его с освобождением, утверждают, будто все время знали, что он невиновен, и пытаются вытряхнуть из него информацию об убийстве. Пока их внимание привлечено к мастеру Шону, мы с вами, милорд, тихо войдем и отправимся прямо на место преступления. Пошли?
Оказавшись в вестибюле, они и в самом деле остались незамеченными. На конвенции сегодня был День посетителей, и вокруг толпились люди, пришедшие посмотреть выставку и самих волшебников. Дарси и Бонтриомф были просто еще двумя любителями поглазеть.
В одной из секций выставки ученик-тауматург демонстрировал двум мальчишкам детскую игрушку. Тут же стоял их гордый отец. Глаза ребят были круглыми от удивления и восхищения.
Игрушка представляла собой комплект, состоящий из шестидюймовой черной палочки с белым концом, пяти разноцветных шариков дюймового диаметра и пластины длиной в фут с шестью отверстиями — пять отверстий были окаймлены полосками тех же цветов, что и шарики, а шестое — белой.
— Вы видите, ребята, — говорил ученик-тауматург, — что шарики не в тех отверстиях. Цвета отверстий и шариков не совпадают. Цель игры — как раз в том, чтобы расположить шарики правильно. Вы передвигаете за раз один шарик. К примеру, этот. — Он направил палочку в сторону пластины, находящейся от него в нескольких футах.
Один из шариков плавно поднялся в воздух и перелетел в белое углубление. В освободившееся отверстие перелетел шарик соответствующего отверстию цвета. Процесс повторялся до тех пор, пока все шарики не оказались на своих местах.
— Видите? — сказал ученик-тауматург. — Теперь я снова перемешаю шарики и дам попробовать вам. Просто укажите белым концом палочки и представьте себе, какого цвета шарик должен взлететь. Потом, когда он уже будет в воздухе, представьте себе цвет отверстия, в которое он должен опуститься. Вот так. Именно так.
Дарси знал, что ученик-тауматург демонстрирует не просто игрушку. На самом деле это было тестирующее и обучающее устройство. С тем заклинанием, которое было на нем в настоящий момент, с этим фокусом справился бы любой и каждый. Заклинание было рассчитано на постепенное исчезновение в течение нескольких месяцев. К тому времени большинству детей игрушка окончательно надоедала. Но если она попадала в руки ребенку с Талантом, его интерес, как правило, не исчезал. Более того, с помощью ритуала игры ребенок начинал чувствовать само заклинание. Если такое случалось, ребенок мог проделывать этот фокус и через год, тогда как его бесталанные друзья давно уже утрачивали власть над игрушкой. Исчезнувшее исходное заклинание к этому времени заменялось собственной упрощенной версией ребенка. К игре прилагался буклет, в котором обо всем рассказывалось родителям. Авторы буклета настаивали, чтобы ребенку — если он преуспел в сохранении работоспособности игрушки — были предложены дальнейшие тесты.