Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
Счастливые дни, да, счастливые дни. Он точно помнил, под каким углом Джулия держала ружье. Помнил он и светлое, радостное утро, когда он сам выходил на охоту. Странно, что с течением лет тяга эта исчезает.
Или нет?
Граф вздрогнул, пенсне повисло на шнурке. Конечно, нет! Тяга просто притихла лет на сорок с лишним, ну – на пятьдесят. Она уснула, но вот, зашевелилась. Сидя с ружьем, он снова становился заправским охотником.
В этот самый миг оружие выстрелило в бюст Аристотеля, окончательно пробудив долго дремавший инстинкт. Граф подошел к окну, еще не понимая, кто падет его жертвой. Вот Джордж говорил о коровах… Правда, их тут нет, но могут и зайти, кто их знает.
Коров не было. Зато был Руперт Бакстер. Он докуривал сигарету.
Обычно люди бросают окурок кое-как; весь мир – их пепельница. Но Руперт Бакстер был аккуратен. Да, он попустил окурку упасть на землю, однако тут же проснулось супер-эго. Секретарь наклонился, и соблазн был слишком большим и для более сильных людей, чем лорд Эмсворт.
Он выстрелил. Бакстер подпрыгнул, издав пронзительный крик. Теперь можно было заняться и книгой о свиньях.
В наши дни только ленивый не интересуется психологией преступника. Поэтому летописец может спокойно отвлечься, чтобы проследить и истолковать чувства и мысли беззаконного графа после того, как тот совершил злодеяние.
Сперва, листая книгу, он ощущал лишь тихую радость и тот благородный трепет, какой испытал бы, получив от своей страны заслуженную награду.
Дело не в том, что былой мучитель подскочил. Граф гордился выстрелом. Он был нежен душой и, хотя, беседуя с внуком, поневоле носил личину, все-таки обиделся, что тот сомневался в его меткости.
«Подстрелил кого-нибудь, дед?» Юнцы не хотят обидеть, но могут, могут… «Подстрелил, а?» Черт знает что! Пусть сам попробует через полвека, без всякой тренировки, поразить некрупного секретаря на таком расстоянии, да еще в сумерках.
Через некоторое время чувства его изменились. Так бывает всегда – рано или поздно злодей вспоминает о возмездии. Граф внезапно услышал шепот совести:
– А если Конни узнает?
Он оледенел. Улыбка исчезла, словно ее смахнули бритвой, сменившись гримасой тревоги.
Нельзя сказать, что тревога была пустой. Припомнив, как восприняла сестра простую замену запонки медной скрепкой, он побоялся и представить, что сделает она сейчас. «Уход за свиньей» соскользнул с его колен. Сходство с умирающей уткой резко усилилось. Входя, леди Констанс заметила это и спросила:
– Что с тобой, Кларенс?
– Со мной?
– Почему ты похож на дохлую утку?
– На утку? Нет, на какую утку? – как можно бодрее воскликнул граф.
– Та-ак, – заметила леди, – ты беседовал с Джорджем?
– Конечно. Что за вопрос! Конечно, беседовал. Он только что был здесь, и я с ним… э-э… беседовал.
– Что ты ему сказал?
– Не беспокойся. «Джордж, – сказал я, – ты умеешь стрелять из этих штук, а я – нет, но это еще не причина подстреливать Бакстера».
– И все?
– Нет. Так я начал. Потом…
Граф замолчал. Он просто не мог завершить эту фразу, ибо в дверях показался Руперт Бакстер.
Леди Констанс удивленно взглянула на него. Ее протеже прихрамывал, а главное, сверкал глазами.
– Что с вами, мистер Бакстер? – осведомилась она.
– Со мной? – Секретарь утратил учтивость. – Со мной? А вы знаете, что случилось? Этот мерзкий мальчишка снова стрелял в меня!
– Быть не может!
– Может, может. Только что.
– Вам показалось, – заметил граф.
– По-ка-за-лось? – Бакстер затрясся от очков до ботинок. – Я стоял на террасе, наклонился, и вдруг… что-то вонзилось в меня.
– Это всё осы, – пояснил лорд. – Их очень много нынешним летом. Кстати, знаете ли вы, что они приносят пользу? Уничтожают личинки комаров-долгоножек. А те…
– Джордж исключается, – сказала леди. – Я отняла у него ружье. Посмотрите, оно здесь.
– Да, на столе, – согласился граф. – Вот, пожалуйста. Нет, осы и осы.
– Ты никуда не уходил, Кларенс?
– Конечно, никуда!
– Словом, Джордж не стрелял в вас, мистер Бакстер.
– Вот именно. Я же говорю, осы. А может быть, вам показалось.
Секретарь поджался.
– Я не страдаю галлюцинациями, лорд Эмсворт.
– Страдаете, мой милый, страдаете. Видимо, от перенапряжения.
– Кларенс!
– А что? Ты прекрасно знаешь сама. Вспомни о вазонах. Бакстер решил, что ты спрятала туда ожерелье.
– Я никогда…
– Решили, голубчик, решили. Вы просто не помните. А тогда швырялись в меня вазонами.
– Лорд Эмсворт, – выговорил Бакстер, обращаясь к хозяйке замка, – имеет в виду прискорбный случай с вашим бриллиантовым колье. Меня убедили в том, что вор спрятал его в цветочный горшок.
– Я помню, мистер Бакстер.
– Ну, как хотите, – сказал граф. – Нет, в жизни не забуду! Смотрю, из окна летят вазоны. Выглянул, а на траве – Бакстер в желтой пижаме. Вид дикий, глаза…
– Кларенс!
– Хорошо, хорошо. Я просто напомнил. Чем-чем, а галлюцинациями, мой милый, вы страдаете.
Леди Констанс повторила с материнской заботой:
– Нет, это не Джордж. Ружье все время было… О Господи! Кларенс!
– Да, моя дорогая?
– Мистер Бакстер, – сказала леди, – не оставите ли вы нас на минуту?
Оставшись вдвоем, брат и сестра помолчали. Потом злосчастный лорд попытался беспечно замурлыкать несложную мелодию.
– Кларенс! – повторила сестра.
– Да, моя дорогая?
– Это ты подстрелил Бакстера?
– Кто, я? Подстрелил? Ну, знаешь! С какой стати…