Лорд-мошенник
Шрифт:
Уголки его губ дернулись в предвестии знакомой улыбки.
— Не лги мне, бледнолицая скво. Одни твои нижние юбки дорого стоят. Я мог бы ограбить тебя и бросить в реку.
Его голос звучал намного яснее, и Алисия заподозрила подвох, но его кожа все еще полыхала неестественным жаром, а рука распухла вдвое против обычного. Она свесилась с края кровати и снова ослабила жгут. Опухоль, наверное, скоро спадет, и ей остается только ждать.
Когда она вновь примостилась рядом с ним, ей показалось, что он заснул, и она не стала отвечать ему. Он мог сделать то, о чем говорил, и ей было бы все равно. Тогда ей хотелось умереть, но сейчас — уже нет. Она постарается, чтобы он выжил, и тогда они будут в расчете. Тогда она будет вольна пощечиной согнать с его лица самодовольную ухмылку.
Ночью Алисия то впадала в дрему, то просыпалась, чтобы ослабить жгут и сменить пиявок. Трэвис, не шевелясь, лежал рядом с ней, и только его неровное дыхание свидетельствовало о том, что он продолжает цепляться за жизнь. Она молилась столь истово, как никогда раньше. Здесь, среди красот и ужасов природы, сильнее ощущалась близость Бога и сильнее — вера в него. Сейчас она нуждалась в деснице Божьей и не хотела быть свидетельницей еще одной смерти, чтобы потом ее преследовали кошмары.
Видения насилия и отвращение к себе, что мучили ее по ночам на протяжении последних месяцев, отодвинулись в какой-то темный уголок ее сознания, возможно, навсегда. Может быть, она исцелится, если только ей удастся вернуть к жизни этого человека. Уйдет безумие. Всю ночь она пыталась договориться с Богом, обещая ему это и еще многое другое.
Перед рассветом отпали последние пиявки, отравленные или пресыщенные, — она не знала этого. Она сняла с его руки жгут, и ей показалось, что опухоль немного уменьшилась, но полной уверенности не было. Каким бы ни был предстоящий день, ей больше не нужно удерживать его. Подобрав юбки, она собралась встать.
Рука Трэвиса схватила ее за руку, удерживая на месте.
— Останься. — Слово, произнесенное шепотом, прозвучало почти неслышно в предрассветной тишине.
— Тебе, наверное, неудобно. — Повернувшись, Алисия коснулась его лба, который показался ей уже не таким горячим.
— Ничуть. Теперь я могу сказать, что провел ночь в твоей постели. — Хотя это было произнесено шепотом, она чувствовала, что он усмехается.
— Ты не сделаешь этого.
— А мне и не нужно. Я буду просто многозначительно улыбаться, когда меня спросят.
— Трэвис, ты ведь обещал! — Разгневанная и встревоженная, Алисия приподнялась, чтобы взглянуть на него, но в темноте не смогла разглядеть ничего, кроме его кривого носа и темных волос.
— Тебе никогда не бывает одиноко? — открыв глаза, неожиданно спросил он и уставился на ее белевшее в ночи лицо.
Алисия сообразила, что он просто разыгрывал ее, и легла, свернувшись клубком в нагретой им кровати. Огонь окончательно угас.
— Да, конечно, особенно сейчас, — прошептала она в ответ, думая о пустоте внутри, которая еще недавно была наполнена жизнью. Даже зачатая в результате насилия жизнь была лучше, чем отсутствие ее.
— И мне тоже. — Трэвис сделал это признание спонтанно, просто формулируя свои ощущения, думая о том, что к его боку тесно прижато ее нежное тело. Похоже, ему придется ждать очень долго, прежде чем такое повторится.
— Ты когда-нибудь влюблялся? — Вероятно, темнота подстрекала к откровениям, а ей хотелось получше узнать этого чужака, который знал о ней больше, чем кто-либо другой.
— Я так думал, но она вышла замуж за другого. Она была молодой, очень тихой и робкой. Я был готов присоединиться к племени матери, но даже индейцы бывают снобами: Ее родители посчитали меня недостойным их дочери, и после этого я ушел от них. Не было смысла там оставаться.
Алисия лежала на его плече и размышляла над его словами. До сих пор она почти не думала о Трэвисе как о личности, как о человеке, наделенном чувствами. Она относилась к нему просто как к незаменимому проводнику, который поможет ей добраться до места, где она начнет новую жизнь. Но, вспоминая, кем он только не представал перед ней: пьяным индейцем, элегантным джентльменом, капитаном большой лодки и просто добрым человеком, который выходил ее, когда она болела, — Алисия поняла, как была слепа в своих эгоистичных переживаниях. Каково осознавать себя полуиндейцем-полубелым и быть отвергнутым обеими расами? Не потому ли в его смехе всегда столько иронии и даже в жестах скрыта затаенная боль? Он совсем не похож на тех мужчин, которые встречались ей раньше. Она не могла отнести его ни к одной из известных ей категорий мужчин.
— И с тех пор ты нигде не оставался надолго, — предположила она.
— До сих пор — нет. После того как продам груз, я хочу присмотреть себе место. Я хочу, чтобы меня окружала земля, но не дикая местность. Некоторые из моих людей осели в Миссури. Сент-Луис вполне подходит для временного пристанища. Выходи за меня замуж, и я обещаю, что стану респектабельным бизнесменом.
Изумленная Алисия вновь коснулась его лба, опасаясь, что у него горячка.
— Уверен, что проживешь так долго?
В ответ Трэвис раненой рукой обнял ее за талию и прижал к себе, а здоровой — притянул ее голову. Его губы были теплыми и нежными, ищущими и нетребовательными, и Алисия не испытывала страха. Она нежно ответила на поцелуй, и ей понравилось это ощущение, но дальше этого она не пошла.
При первых же признаках страха Трэвис отпустил ее, но теперь он знал ответ. В ней не было холодности — только страх. Он научит ее не бояться.
— Я буду жить, Синеглазка. — Он почувствовал, что она встает с кровати, и ощутил холод с той стороны, где она лежала. — И я приложу все силы, чтобы стать богатым респектабельным гражданином Сент-Луиса. Так что можешь согласиться выйти за меня замуж уже сейчас, тогда мы сможем избежать многих неприятностей.
Алисия наклонилась к огню, пряча полыхающие жаром щеки. Он делал такое же возмутительное предложение Бабетте. Он говорил это не всерьез, но над этим следовало подумать. Она предполагала выдавать себя в Сент-Луисе за респектабельную вдову, но сейчас в этом уже нет нужды. Она могла бы стать учительницей, чего ей всегда хотелось. Но если ей не удастся найти отца, то, как и в Филадельфии, она будет полностью зависеть от окружающих. Раньше она была богатой невинной девушкой, и ее окружало много потенциальных женихов. Сейчас же она не могла ни за кого выйти замуж из опасения, что подвергнется презрению из-за того, что потеряла невинность. И она в любом случае не сможет выполнять супружеский долг.
Трэвис знает о ее прошлом, и его это не тревожит. Он предоставил бы ей защиту, о которой она не могла и мечтать. Другие мужчины оставили бы ее в покое, зная, что она принадлежит ему. Только следует определиться по части этой «принадлежности». Может быть, его устроит всего лишь то, что статус ее мужа придаст ему респектабельности? Возможно, где-то в отдаленном будущем, если он захочет детей, она сможет заставить себя еще раз пройти через это. Она мало что знала о детях, но многие мужчины хотят их иметь. Всегда есть возможности…